Не хочу в рюкзак | страница 14



— Благодарю!

Он машинально пощупал подбородок. Нет, еще ничего не наросло, хотя прошло уже три дня.

— Придется идти небритым, — разочарованно сказал он сам себе.

Отдохнувшие от жары трубы оркестра зазывали в городской сад, прельщая старинным медленным вальсом. В открытые ворота входили группки молодежи.

«Остатки абитуры, — подумал Славка. — Нашим в горсад ни к чему, празднуют встречу».

Мелькнула было мысль: а не пойти ли в общежитие? К Измаилу и Гришке, к испытанным, верным друзьям? Впрочем, нет. Он придет к ним в следующий раз. А сейчас — на сви-да-ни-е! То есть, конечно, в цирк.

***

Цирку было очень неудобно. Вместо круглой арены — плоская сцена с плюшевым занавесом. Уходящий в длину вместо уходящего в высоту зрительный зал. И нет привычных, полукругом, скамеек.

Строгая Серафима захлопывает окошечко с надписью «Администратор» и, недовольная теснотой и неустройством, помогает кассиру считать дневную выручку.

Ее беспокойство понятно: здесь не покажешь во всей красе воздушных гимнастов. А зрителям что! Не поймут или еще, чего доброго, назовут халтурщиками.

Тетя Сима вздыхает. К тревоге за общий успех примешивается личная, глубоко спрятанная боязнь: а как Машенька — ее гордость, гибкая, как рысенок, Машенька?.. Ради памяти покойной сестры, известной воздушной гимнастки, она хочет вырастить настоящую артистку.

Тело формируется стремительно, не заметишь и как. А вот душа... Строгая Серафима знает, что зачастую после долгих, каждодневных усилий напряженной работы и тревог все-таки вырастает не артист, а просто трюкач. Настоящий артист — это так редко! Как счастливый случай.

А Маша в это время прижимается лицом к занавесу, пахнущему пылью, гладит его плюшевые бока и думает: «Какой занавес хороший! За него можно спрятаться!»

Маша очень любит цирк, свой номер. Любит ежедневные репетиции. Ей нравится, что для гимнастики не существует ни праздников, ни выходных. Она бывает счастлива, когда на репетиции вдруг появляется долгожданная минута удачи, и все тело целиком начинает слушаться безукоризненно, и можно выполнить самый трудный, почти немыслимый трюк.

Но эту минуту, когда вот-вот надо выбежать навстречу ослепительному свету, смеющемуся после реприз клоуна залу, навстречу взглядам, сливающимся в один огромный-огромный глаз, — нет, она не любит этой минуты!

— Настоящий артист, доченька, — поучала тетя Сима, — всегда рвется навстречу людям... Он не может без этого жить. Мне очень жаль, если ты не понимаешь этого.