— Если вы решите остаться, то надо сразу заплатить за первый и последний месяц плюс сто пятьдесят долларов залога. — Произношу эти слова и смотрю на бассейн. Несколько человек сидят в шезлонгах, кто-то купается.
Холитц вытирает лицо тыльной стороной руки. Газонокосилка Харли с тарахтеньем удаляется. Вдалеке, по Калле-Верде, проносятся машины. Мальчишки выбрались из «универсала». Один из них вытягивается по стойке «смирно» — руки по швам, пятки вместе. Потом начинает махать руками и подпрыгивать, будто собирается взлететь. Другой делает приседания рядом с водительской дверцей.
Я поворачиваюсь к Холитцу.
— Давайте посмотрим, — говорит он.
Я открываю дверь ключом. Небольшая квартира с двумя спальнями и гостиной. Любой видел десятки подобных. Холитц идет в ванную и дергает за ручку сливного бачка. Ждет, пока он снова наполнится водой. Потом говорит:
— Вот тут, наверно, будет наша комната.
Он говорит о спальне, окна которой выходят на бассейн. В кухне женщина, держась за край сушилки, уставилась в окно.
— А это бассейн, — говорю я.
Она кивает.
— Иногда мы останавливались в мотелях с бассейном. Правда, в одном была не вода, а сплошная хлорка.
Я жду, может, она еще что скажет. Но она молчит. Да и мне ничего путного на ум не приходит.
— Я думаю, чего зря время тянуть. Думаю, мы остаемся, — говорит Холитц и смотрит на нее. На этот раз она отвечает на его взгляд. Кивает. Он облегченно вздыхает. Тут она начинает… начинает щелкать пальцами. Одной рукой по-прежнему держится за сушилку, а пальцами другой щелкает. Щелк, щелк, щелк — будто подзывает собаку или пытается привлечь чье-то внимание. Потом перестает щелкать и начинает постукивать ногтями по столешнице.
Мне становится не по себе. Холитцу, кажется, тоже: он переминается с ноги на ногу.
— Пойдемте в контору, — говорю я, — и там оформим все. Я рада.
Я и впрямь была рада. У нас пустовало многовато квартир для этого времени года. А приехавшие казались надежными людьми. Просто им не повезло. А в этом позора нет.
Холитц платит наличными — за первый месяц, за последний и сто пятьдесят задатка. Я смотрю, как он отсчитывает пятидесятидолларовые бумажки. Харли называет их «грантами»[1], хотя видеть их ему приходится не часто. Я выписываю квитанцию и даю Холитцу два ключа.
— С новосельем вас.
Он смотрит на ключи. Один протягивает ей.
— Вот мы и в Аризоне. Ты, наверно, и не думала, что увидишь Аризону?
Она кивает головой. Трогает лист фикуса.
— Надо полить, — говорю я.
