На руках мужчины носили браслеты, сплетенные из пальмовых листьев. У некоторых на ногах были браслеты из горошин.
Мужчины перебирали ногами и притоптывали так же, как женщины, но в их голосах, более низких и громких, звучала какая-то ярость.
В танцах принимали участие и дети. Они тоже были разрисованы и носили украшения. Я увидел мальчика с острова Бентинк. Он стоял в группе мужчин и хлопал в ладоши. На груди у него был бросающийся в глаза узор из петель и завитков. На лице отражалось возбуждение.
Хижина, перед которой плясали мужчины, была украшена гирляндами из красного жасмина. Перед входом были протянуты гирлянды из алых цветов гибискуса {Гибискус (Hibiscus heterophyllus) - растение, корни и листья которого аборигены Северной Австралии употребляют в пищу.}. На крыше лежали ветки деревьев и листья кокосовых пальм.
В тени пальм и хижин, окружавших эту "площадку для танцев", собрались все аборигены, не принимавшие участия в церемонии.
Женщины, кружившиеся вокруг стола, остановились перевести дух. Они перебрасывались словами и смеялись, как гости в бальном зале во время перерыва между танцами. Атмосфера корробори не рассеялась даже тогда, когда смолкли крики танцующих: громкие причитания, доносившиеся откуда-то сзади, по-прежнему окутывали присутствующих духом древних обрядов.
Позади женщин я увидел трех иссохших старух, которые держались на довольно значительном расстоянии от молодежи. Они медленно перебирали ногами и размахивали руками. То был танец Старых Людей. Отвислые груди старух были разрисованы глиной и охрой, по бедрам и поперек туловища проходили бурые линии. Годы избороздили морщинами их поблекшую кожу, похожую на потрескавшуюся почву в высохшем пруду. Но шрамы на телах этих старых женщин - полоски чистой, блестящей кожи - напоминали обручи из полированного дерева. Эти надрезы, нанесенные еще в юности, казались совсем свежими; то был символ преданности обычаям своего народа.
Танцуя, старые австралийки издавали пронзительные вопли на одной-единственной ноте:
- А-а-а-а...
Никто не обращал на них внимания, а они в свою очередь забыли обо всем, поглощенные пляской. Быть может, их глаза видели совсем не то, что видели мои. Быть может, они видели девственные заросли и танцующих мужчин, таких же молодых и сильных, как когда-то были они сами. Быть может, им казалось, что у них упругие груди, полные молока, что они прижимают к себе младенцев.
Чувствуя затаенную боль в их голосе, видя их полную отрешенность от окружающего, я с горечью подумал: быть может, они слышат лебединую песнь своего народа!
