– А неподалёку от «Бумажной Рыбы» был ещё один безымянный трактир, – вспомнил я. – Выглядел как просто чья-то кухня, куда зачем-то втиснули несколько обеденных столов. Готовила там такая весёлая рыжая тётка...
– «Ветер и мёд».
– Что?
– Так на самом деле назывался тот трактир: «Ветер и мёд». Но вывеску однажды кто-то спёр, а делать новую не стали. Стоит дорого, а толку никакого. Завсегдатаи и без вывески в курсе, куда идти, а на случайных посетителей почти никакой надежды.
– Ага, значит это место ты тоже знаешь.
– Да я тут вообще всё знаю, – улыбнулся Малдо. – Я же очень долго жил в Скандальном переулке. И чего никогда не умел, так это готовить. Мне и сейчас легче новый дом построить, чем кувшин камры сварить.
Родная душа.
– Вот здесь, – сказал Малдо, увлекая меня за собой в совершенно тёмный сад, производящий впечатление давным-давно заброшенного. – Это любимый трактир моей юности, обладающий двумя бесспорными достоинствами.
– Какими именно? –спросил я, растерянно оглядываясь по сторонам, потому что ничего похожего на трактир в зарослях пахучих кустов пока не обнаруживалось.
– Во-первых, он открывается не раньше, чем за пару часов до полуночи. Иногда позже, как повезёт. Зато исправно работает до рассвета. И в Старом, и в Новом Городе полно мест, где можно посидеть ночью, а тут ничего подобного больше нет.
Мы наконец выбрались на усыпанную блестящим песком тропинку, в конце которой леденцово-жёлтым светом сияли два маленьких окна. Когда мы подошли ближе, обнаружилось, что к окнам прилагается одноэтажный дом с задорной островерхой крышей, а над дверью прибита самодельная вывеска. То есть, если называть вещи своими именами, неровно выпиленная деревяшка с надписью от руки: «Внезапно Белое».
– Это второе бесспорное достоинство, – сказал Малдо, распахивая передо мной дверь.
– Название?
– Именно. То есть, не само название, а тот факт, что оно меняется раз в несколько дней, сохраняя при этом самое ценное свое качество – нелепость. Когда я попал сюда впервые, трактир назывался «Ослепительное в рукаве» Я тогда зашёл из чистого любопытства, посмотреть на людей, которые написали у себя над входом такую чепуху. Ну и поужинал заодно. А когда вернулся через несколько дней, это был уже «Крик Позавчера». Потом – «А Кто Нынче Не Лентяй», «День Без Башни», «Всякое Близко», «Завтра Моллюск», «Видели Синеглазых», «Уже Сто Сорок», «Пироги Не Плачут», да чего только не было. Я даже записывал; знать бы ещё, где теперь та табличка.
