Я — это ты | страница 29
Гость рассматривал его. Медленно скользил взглядом по лицу, словно пытаясь увидеть в каждой черточке что-то родное и нежно любимое, по плечам, по воротнику кипельно-белой рубашки и идеальному узлу галстука. Остановился на руках.
— Мог не утруждаться, — с трудом разлепил Анджей губы, чувствуя усиливающийся холод в груди. В голосе зазвучала прежняя обида, которая, казалось, давно умерла. По крайней мере, он думал, что она умерла, что переболело, прошло, отвалилось, как кровавая корка с зажившей раны, пусть и очень глубокой, но затянувшейся, покрывшейся нежной розовой кожицей.
Человек напротив хмыкнул, опуская голову и кусая губы. Анджей заметил, как у гостя сорвались с деревянного подлокотника пальцы и задрожали руки. И он тут же их переплел на груди таким привычным и до боли знакомым движением. Потом резко вскинул подбородок и широко улыбнулся. И это движение Анджею тоже хорошо знакомо — фальшивый оскал все в угоду публике. Он чувствовал, что незваный гость держится из последних сил. У самого-то в горле стоит комок, колючий, холодный, с которым ничего невозможно сделать, а ладони болят и покалывают, сердце в ушах мешает мозгу думать.
— Не мог, — наконец-то пробормотал парень сквозь зубы, уставившись в сторону, нервно подергивая коленкой.
— Что тебе надо? — тихо спросил Анджей. Рана кровоточила и ужасно болела. Казалось, что вот-вот и на белоснежной сорочке проступят ярко-красные пятна. Из-за этого хотелось разорвать ее на груди. А еще хотелось выплюнуть сердце на пол, разорвать кожу, выпустить боль наружу, лишь бы она уже оставила в покое его тело и не терзала больше сознание. И кричать. Кричать так, чтобы стекла полопались, а люстра оборвалась и упала, рассыпавшись хрустальными кристаллами по паркету, чтобы птицы тревожно взметнулись в небо, а люди на улицах закрутили головами.
— Я пришел за тобой. — Ему тяжело говорить. Голос срывается, дрожит, затихает на полуслове. Нервозно выдранная сигарета, щелчок зажигалки. Жадный вдох сигаретного дыма, закрытые на секунду глаза. Лихорадочное состояние, которое невозможно унять…
— Ты зря проделал этот путь. — Анджей запрокинул голову назад и закрыл глаза, выдыхая тонкой струйкой сизый дым, пряча стоящие пеленой слезы. Пусть он уйдет, пусть оставит его. Он настолько привык быть один, что не потерпит больше чужих в своем малюсеньком черном мирке.
— Я шел к тебе пять лет. — Руки дрожат. Сигарета ломается. Падает на джинсы, пробегая по ноге десятком искорок. Он не замечает всего этого.