— Тогда извините, — буркнул Шатохин.
Маменька отклеилась от кухонной двери и проводила его в прихожую, чтобы, не дай бог, ненароком не завернул по дороге еще куда-нибудь, куда не надо. А ему не до того было, потому что до смерти хотелось поскорее хватить свежего воздуху.
«Сегодня же позвоню Катьке и скажу, чтобы завязывала с этим недоноском, — мысленно пообещал он себе, — нет, лучше заеду вечерком. — Нащупал лежащий в кармане пиджака адрес девушки с репродукции и залился краской. — Нет, так нельзя, к Катьке нужно ехать прямо сейчас, иначе жена голову снимет».
Впрочем, не это главное. Главное — то острое чувство стыда, которое он испытал, общаясь с несговорчивой маменькой. Стыда за Катьку. С ней свекровушка небось тоже не церемонилась, а она терпела. Из-за чего? Вернее, из-за кого? Из-за этого недоросля, пришитого к маминой юбке? А ведь он, Шатохин, еще до дочкиной свадьбы понял, что к чему, понял, что ничего у них не получится. Но даже не попытался дочку вразумить, памятуя о том, что в ее возрасте учатся исключительно на собственных ошибках. Подумал: а, разбегутся через некоторое время, как и прочие, не они первые, не они последние.
Это тянулось уже два года, они то разбегались, то сбегались. Шатохин с женой держали нейтралитет и помогали деньгами, в отличие от маменьки, принимавшей непосредственное участие в каждой их распустяковейшей ссоре и встречающей блудного сыночка с распростертыми объятиями, едва ему заблагорассудится покинуть семейный очаг. А Катька терпела, на кой черт, спрашивается? Свет клином, что ли, на нем сошелся, на этом Максиме? Да найдет другого, девке двадцать лет. Нет, постой, кажется, уже двадцать один.
Короче, сначала он поехал к Катьке, на Профсоюзную. Там эти неуживчивые голубки снимали двухкомнатную квартиру, оплачиваемую из шатохинского кармана. Катька встретила его сумрачная и непричесанная, вяло буркнула: «А, привет» — и прошлепала в неубранную гостиную. Шатохин — за ней. Освободил от каких-то изрезанных журналов ближайшее кресло, сел и обвел взглядом «мерзость запустения».
— А если хозяйка неожиданно нагрянет? — укоризненно покачал он головой. — Скажет: так-то вы поддерживаете порядок.
— А пошло бы все к черту, — безразлично буркнула Катька и с ногами забралась на диван, усыпанный каким-то засохшими крошками. Кстати, крошки были повсюду: и на полу, и на паласе, и на пыльных подлокотниках кресел.
— Я был у Максима, — не стал ходить вокруг да около Шатохин.
