– Что такое? – Фергессон поежился от смущения.
– Вы что, не понимаете? Вы точно такой, каким вас описывает Стюарт: в вас нет ни малейшего понимания. Вы живете в своем мертвом, затхлом, старозаветном мирке.
– Не смейте так со мной говорить, – резко сказал Фергессон.
Пока они стояли, свирепо глядя друг на друга, из гостиной послышались шаги. Фергессон медленно обернулся. В квартиру вошла его жена Элис: она спокойно стояла в дверях, одетая в слаксы и красную клетчатую спортивную рубашку, с руки свисали ключи от машины.
– Устала ждать, – объяснила она мужу. – Здравствуй, Эллен. А где Стюарт? Где хозяин дома?
– Его нет, – торопливо ответила Эллен.
Элис почуяла неладное: ее лицо стало кротким, почти безмятежным.
– А где Пит? Можно с ним поздороваться? Я ведь видела его всего пару раз.
– Конечно, – равнодушно ответила Эллен. Он вытерла руки, сняла фартук и бочком протиснулась мимо Фергессона. – Он в спальне: я задернула шторы, чтобы он мог заснуть.
– Не хочу его будить, – вежливо сказала Элис.
– А вы и не разбудите. Он спит крепко. А если проснется, я его покормлю: уже пора, – она повела Элис в темно-янтарную спальню.
Пит не спал. Измученный борьбой с солнечными лучами, которые пробивались сквозь шторы и ложились на одеяло, он расслабленно, сонно лежал на спине, безучастно уставившись в потолок. Женщины надолго задержались у его кроватки, погрузившись в размышленья.
– У него глаза Стюарта, – сказала Элис. – Но твои каштановые волосы. Они будут мягкими и длинными, как у тебя.
– Зато у него дедушкины зубки, – с улыбкой сказала Эллен. Она подняла ребенка из кроватки, прислонила его голову к своему плечу и расстегнула пуговицы своей рубашки. – Ты у нас вечно хочешь кушать, да? – сказала она Питу. Придерживая его подмышкой, Эллен раздвинула стороны рубашки и поднесла одну грудь к жадным губам младенца. Поддерживаемая ладонью грудь казалась полной и твердой, темный сосок застыл в ожидании. Пит нетерпеливо схватил его губами. Девушка вздрогнула и со смехом сказала Элис:
– Видно, я слишком впечатлительная – мне кажется, что у него уже пробиваются зубки, хотя этого не может быть: еще слишком рано.
Элис прикрыла за собой дверь и наблюдала за тем, как Эллен кормит ребенка.
– Что здесь происходило, когда я вошла? – спросила Элис. – Джим пытался учить тебя жизни?
– Нет, – безразлично ответила Эллен. – Мы просто поспорили из-за войны.
– Если он начнет читать тебе нотации, вылей на него кастрюлю кипятка. Я всегда так поступаю, – при виде молодой матери и ребенка в душе Элис шевельнулась минутная зависть. – Старый козел, – сказала она с неожиданной горячностью. – Чтоб ты провалился.
