Долго продолжались поиски. Лето уже было на исходе. Казалось, что найти лодку так и не удастся. Но вот… трал вздрогнул и туго натянулся… Судно остановилось.
Что это могло быть? Разыскиваемая лодка, просто скала на дне, или подводная лодка «Единорог», которая затонула в этих местах еще до революции?
Трал показал глубину пятьдесят морских сажен. На такую глубину не спускался еще ни один водолаз в мире. Советские водолазы спускались до этого на 30 сажен. Это был предел, установленный для водолазов всех стран. Бывалый эпроновец, доктор Павловский, и тот призадумался. Таблицы, по которой он мог бы уверенно сказать, сколько времени может пробыть водолаз без вреда для себя на глубине в 50 сажен, не существовало. Неизвестно также было, с какими остановками нужно поднимать смельчака с таксой бездны на поверхность, чтобы его не разбил паралич или чтобы не наступила внезапная смерть от разрыва кровеносных сосудов.
— Товарищи, глубина не изучена, — сказал командир и испытующе посмотрел на водолазов. — Кто первый осмелится?
— Есть! — отозвались Гутов и Разуваев, и Разуваев первым вышел вперед.
Одетый в водолазный костюм, он перевалился с кормы на ступеньки железной лестницы. И вдруг тихонько шепнул своему другу Петру Гутову:
— Петя, чтобы я не сдрейфил, обмани меня по телефону, сообщи глубину меньше, чем на самом деле.
— Не сдрейфишь, — улыбнулся Гутов и надел на Разуваева шлем.
Сквозь зеркальное стекло шлема Гутов увидел, как Разуваев подмигивает ему. По шевелившимся губам товарищ Гутов понял, что тот говорил: «Не забудь, о чем я просил тебя».
Гутов дал Разуваеву в руку подводную лампочку и легонько шлепнул ладонью по макушке медного шлема: «Отправляйся».
Разуваев шагнул еще ниже по лестнице. Вода как бы расступилась перед ним, и он, раскинув руки, тускнеющей тенью ушел в черную стометровую глубину.
Через полминуты Гутов услышал в телефонную трубку Разуваева. Его бас гремел неузнаваемо. Ушам даже нестерпимо стало.
— Петя, рыбы кругом знакомятся.
— Вот и отлично, — сказал Гутов.
Через некоторое время опять донесся голос Разуваева, но уже более глухой:
— Петя, темно, как в сундуке. Взгляни-ка, пожалуйста, сколько на манометре.
Стрелка манометра показывала уже 30 сажен.
— Пятнадцать, — сказал Гутов.
— А я думал больше, — усомнился Разуваев.
Прошло еще несколько минут. Разуваев снова спросил, но теперь голос его, сдавленный глубиной, походил на мышиный писк.
Манометр показывал 45 сажен. До дна было недалеко, и через минуту Разуваев сообщил:
