Бешеная акула | страница 17
— Эх, — сказал сигнальщик Перцов, — кабы не эта дрянь, может, человека спасти бы успели!
Ну, а я не слушаю, что там говорят, едва шлем привинтили — камнем под воду за Малаховым.
И только грунта подошвами коснулся, как дернули меня сверху за сигнальную веревку: «Выходи!» А зачем выходить, когда каждая секунда для Малахова дорога?
Тряхнул за сигнал: «Подождите!» А мне опять передают: «Выходи!»
Ничего не поделаешь — после второго сигнала нужно водолазу немедленно выходить. На этот счет у нас строго.
«Ну, пропал Малахов», подумал я и поднялся наверх.
Сняли с меня шлем, и вдруг я слышу:
— Полонез! Карабугаз! Элефантина! А здорово ты ее под водой гонял!
Повернул я голову и остолбенел от изумления: передо мной стоял живой и веселый Малахов. Оказалось, что он во время купанья уплыл к приятелю на «Баррикаду» («Баррикада» неподалеку от нас стояла) и засиделся там: приятель, земляк, привез новостей и гостинцев.
Королевский кот
Молодого балтийского водолаза Захарова товарищи прозвали рыбоведом.
Захаров интересовался рыбами. Без них он скучал на дне серого Финского залива. Радовался, когда подплывала даже самая захудалая салака. Садился на корточки и следил, как ползет улитка, оставляя за собой на подводном песке извилистую приметную дорожку. И если случайно давил тяжелым водолазным ботинком неосторожного рака, то поднимал его с грунта и нес на баркас в свою коллекцию.
В каюте Захарова всегда стояли банки с водой, где в морской траве возились плотички, окуни и козявки, а по стенам висели прибитые булавками рыбьи скелеты и позвоночник гребнезубой акулы-людоедки, подаренный ему одним знакомым водолазом-дальневосточником.
К сожалению, не знал Захаров науки о рыбах. До водолазной школы кончил лишь ФЗУ, а специальных книг о рыбах ему не попадалось.
Для своих подвижных чешуйчатых любимцев придумывал он имена, какие приходили в голову. Если рыбка имела большие острые зубы, называл ее зубариком, если была прожорливая, называл ненаедом, очень подвижную — вертушкой, драчливую — забиякой, иную — тихоней, другую — пучеглазкой, шваброй, а напоминающую немного метлу — просто метлой.
Кормил он их, строго придерживаюсь корабельного расписания. Завтракали они в половине восьмого, обедали в двенадцать, ужинали в четыре, а вечером, перед сном, когда команда садилась пить чай, он приносил своим водяным питомцам что-нибудь легкое, диетическое, уже не черный хлеб и не давленые ракушки, а каких-нибудь сухопутных жучков, божьих коровок, тараканов, личинок или червячков.
