Забыть Палермо | страница 76
Барона де Д. нельзя уподобить тем эпизодическим персонажам, которых писатель, едва представив читателю, сразу же покидает. То, что будет происходить с этим сицилийским аристократом в последующие двадцать-тридцать лет, требует, чтобы нить нашего рассказа пока была прервана. Оставим Альфио Бонавиа в тот момент, когда он решил предпринять свое путешествие. Пусть пока он бредет со стадом к Чивитавеккьи; предоставим ему возможность еще раз прижать к сердцу юного Калоджеро, который беспокойно глядит на него исподлобья, размышляя о том, что же будет, когда он останется один со стадом, братьям предстоит разлука… Давно известно, что человек не создан для счастья. Без нас Альфио начнет привыкать к городской жизни. Он еще не умеет читать. Написанные крупными буквами объявления, висящие у входа в церкви, для него еще немы. А в них сказано, когда отправляются в Новый Свет корабли, дата отъезда и стоимость билета.
В этом рассказе не будет упомянуто ни о том ужасном ожидании, которое пришлось испытать ему в Генуе, в одном из ночлежных домов, где в каждой комнате спят по сорок человек, ни о тех долгих днях, которые провел он в Марселе, берясь за любую работу. Обойдем в нашем повествовании все эти пережитые им беды. Пусть читатель поймет, что в начале нашего века слово «погрузился» было отделено огромным расстоянии от слова «прибыл». Еще нужно было выжить в трюме, лишенном воздуха, не умереть от скудного корабельного пропитания, не стать жертвой какой-либо эпидемии. Имелись еще и другие варианты в зависимости от корабля и времени года. Случалось, капитаны считали себя счастливчиками, если им доводилось доставить к концу пути хотя бы десять процентов своих пассажиров. Но физическая выносливость Альфио и то, что вся его жизнь была полна лишений, помогли тому, что в Нью-Йорк он добрался живым и здоровым. Никогда бы молодому барону де Д., породистому, хрупкому, как помнит читатель, не перенести стольких тягот.
Его редко называли в Соланто барон де Д., чаще — дон Фофо или господин дон Фофо, или еще «наш маленький барон», и это определение совсем не имело отношения к его росту: он отличался представительностью не по возрасту, он был ровесником Альфио, значит, в ту пору ему было около двадцати лет, — просто сицилийская традиция наделяет вечной юностью всех мужских потомков человека благородного рода. Никто в Соланто не имел большего веса, чем отец дона Фофо подлинный барон де Д. — глава всей фамилии, владелец полей, ферм, лодок в порту и даже сетей, — это он давал работу всему краю. Но и этого еще не достаточно для понимания всей значительности этого человека, ибо зависела она не только от положения или состояния, но и от его личного несчастья, ведь в Сицилии к несчастью относятся по-иному, чем в других местах. Здесь фатализм господствует над умами и обременяет их множеством мучительных предчувствий, и, за неимением другого довольствия, сицилиец живет именно этим. Хотя бы в этой области он не обделен, несчастий ему хватит в изобилии. Уйти от несчастья немыслимо, кем бы ты ни был. Тут для богатых и бедных различия нет. Поэтому беда, обрушившаяся на знатного барона де Д., только возвысила его во мнении людей, сделала его в их глазах еще значительней. В судьбу его вкралось несчастье, обычное, банальное, которое могло случиться с любым из обитателей Соланто.