Забыть Палермо | страница 64
Все они чаяли одного: чтобы хоть раз Флер Ли обратила на них внимание. Все мечты могли бы осуществиться, если б она посмотрела на одну из этих никому не известных девушек, заметила бы ее обаяние, изящество, фотогеничность… Без этого только и оставалось ждать, не пожелает ли какой-нибудь важный фрукт покинуть салон тетушки Рози и провести время позабавней. Но это бывало не часто.
Они были уж очень одинаковые, все эти местные знаменитости, легко предавшие полному забвению свою родную страну и теперь настолько американизировавшиеся, что полностью позабыли свое прошлое, — и варшавский еврей, и чех с шумной одышкой, любитель тушеной капусты и солянки из карпа, и жирный немец, посещающий по воскресеньям отца и деда, живущих в дальнем пригороде; все они были похожи друг на друга своей важностью, достоинством, подчеркнутой снисходительностью, одинаковым медным загаром лица, присущим людям, бывающим раз в неделю на деревенском воздухе; все это были люди денежные, привыкшие говорить сухо и определенно, ходить в расстегнутом пиджаке, носить пояс незатянутым. И само собой, никто бы не заподозрил у них наличия грузного брюха, ведь свойственная им манера выдвигать вперед грудь помогала втянуть внутрь жирную припухлость живота, появившуюся из-за чрезмерного употребления алкоголя и от сидячей жизни. Эти превосходные типы американцев совершенно не владеют иностранными языками, но умеют выглядеть людьми знающими, потому что часто посещают столицы других государств.
Тетушка Рози относилась к ним, как к старым дядям, которые раз в неделю сохраняют за собой право оставить дома свою половину и напиться в спокойной обстановке. Она вела себя как ребенок, на любую шутку хлопала в ладошки, присаживалась на корточки или сбоку вроде амазонки верхом на подлокотники кресел, бегала от группы к группе с легкостью светлячка или в еще более кокетливой позе усаживалась, скрестив ноги, на ковре, изображая нечто вроде цветка гарема, в своей длинной нарядной пижаме. То она свертывалась клубком около некоего Нюссельбаума или Зоненштейна или же, как пастушья овчарка, обегала кругом свое богатое стадо, шаловливо тянула кого-то за ус, занималась нежной отповедью в другом месте и наблюдала, чтоб бокалы пустыми не оставались, да и сама подавала добрый пример, пила много и часто, подымая тост в память мистера Мака каждый раз, когда ей случалось пройти мимо его портрета, — словом, услаждала своих гостей столь отработанными комедийными сценами, что они издавали крики восторга.