— Что-то серьезное?
Дубов отмахнулся широкой ладонью.
— Да нет, обычный нервный срыв на почве переутомления. Поймите, Ира очень рано взлетела на оперный Олимп, а жизнь там — не приведи господь! Связочки-то, — Дубов похлопал себя по подбородку, — не стальные! Скрипка Страдивари с каждым годом дорожает, потому что звук у старых мастеров со временем не тускнеет. А человеческий организм изнашивается гораздо быстрее, чем нам хочется. — Дубов хлопнул себя по груди и пропел сочным баритоном: — Ма-мэ-ми-мо-му-у-у! Понервничал — не звучит! Не выспался — не звучит! Холодное, горячее, острое, соленое — не звучит! Полежал на солнце — не звучит! Окунулся в бассейн — не звучит! Я не шучу! Великие певцы принимают эту жизнь дозированно, как Митридат яды! — Он перевел дыхание. — Если бы Ирина не уперлась и не подписала контракт с Красовским, то сейчас репетировала бы «Мадам Баттерфляй» в Италии! Да что уж теперь… Спасибо, что подоспели три приличных контракта. Так что после Нового года Ирина отряхнет, так сказать, прах этой авантюры со своих туфелек.
Он сунул в рот тонкую коричневую сигарету.
— Значит, Ирина Витальевна по-прежнему востребована? — спросил Алимов.
— На год вперед, — договорил Дубов сквозь сжатые зубы, чиркая спичкой. Выпустил ароматное ванильное облако и пожал плечами, разгоняя дым ладонью. — Обычная ситуация для звезды такого уровня. Хотя, конечно, — Он заколебался, — многое будет зависеть от того, как она споет Юдифь. Все-таки год молчания, сами понимаете, продюсеры замерли в ожидании. Ладно! — Он махнул рукой. — Никому не известный театр — это, конечно, плохо. Но не успела Ирина начать репетировать, как посыпались все эти… — Дубов поискал слово, — пакости! Не имеет права звезда такого ранга попадать в неприличные истории!
— Вы имеете в виду анонимные письма?
— «Письма», — брезгливо повторил Дубов. — Вот именно, «письма»! Где только Ира ни пела — никогда ничего подобного! Оперные звезды любовью друг к другу не пылают, но по крайней мере держат свои чувства при себе! Попомните мое слово: эта ненормальная девица однажды Ирину задушит. Или пристрелит этого… мецената. Роковой мужчина! Две любовницы на одной сцене! И чем прельстил, сатир?!
Дубов вдруг осекся и закашлялся.
— Конечно, это не мое дело, — поправился он тоном ниже. — Личная жизнь Ирины меня не касается… но только до тех пор, пока она не мешает работе!
— Вы серьезно считаете, что все случившееся — женская месть?
