Наложницы. Гарем Каддафи | страница 61
На следующий день рано утром мы отправились в Сирт. Во время поездки на машине, четыре или пять часов, мы почти не разговаривали. Я видела, что отец еще не перестал злиться. Мы приехали к маме в парикмахерскую, она обняла меня.
— Ты похудела. И ты очень красивая… — Она рассматривала меня, немного отстранившись, держа мои руки в своих. — Только немного загорела!
Я не сказала ей, что этот загар получен в солярии, куда меня затащила Варда перед поездкой. Хишаму совсем не понравился этот новый «африканский» оттенок кожи.
— Мама, ты продолжаешь вкалывать? Ты пашешь не переставая! Почему ты не остановишься? Мне кажется, у тебя усталый вид.
— В каком мире ты живешь, Сорая? Как бы мы прокормили семью? Как бы ты получала деньги в Париже, если бы не было этого салона?
Едва я поставила чемодан в нашей квартире на улице Дубаи, как на мобильном высветился номер Мабруки. Это было все равно что удар ножом в сердце. Я проигнорировала вызов. Но она позвонила второй, третий раз. Я запаниковала. Словно она была рядом со мной в комнате. В конце концов я ответила:
— Алло?
— Здравствуй, принцесса!
— …
— Ну что, попутешествовала немного по Франции?
— Кто вам сказал, что я была во Франции?
— Ты забываешь, что мы — правительство. Наши службы все о тебе знают. Немедленно приезжай к своему хозяину!
— Я в Сирте.
— Вранье! Мы искали тебя в Сирте!
— Я сейчас именно здесь.
— Прекрасно. На следующей неделе мы там тоже будем с твоим хозяином. Поверь мне, он тебя найдет.
***
Несколько дней спустя она снова позвонила.
— Ты где?
— У мамы в парикмахерской.
— Я еду.
Меня затравили. Подавленная, я успела сказать маме лишь одно слово. Мабрука уже снова звонила:
— Я здесь. Быстро выходи!
Перед салоном стояла ее машина с открытой задней дверью. Я села. Шофер сразу же тронулся. Кошмар возобновился. Я знала, куда мы едем. Я боялась того, что меня ждет. Но что я могла сделать, если я не хотела, чтобы моя семья за это дорого заплатила?
С полной презрения улыбкой меня встретила Сальма. Фатхия схватила меня за руку:
— Пошли скорее в лабораторию. Нам нужны все анализы.
Я не сопротивлялась, не протестовала, пульс моей жизни больше не бился. Я превратилась в автомат. Меня оставили на два или три часа. Затем Сальма крикнула:
— Поднимайся к хозяину!
Полковник был в красном халате, с взъерошенными волосами, с сатанинским взглядом. Он прорычал:
— Иди сюда, потаскуха!
Остаток ночи я провела в комнате, где ранее ночевала вместе с Фаридой. У меня на всем теле появились синяки, открылось кровотечение, я ненавидела себя. Я была себе противна из-за того, что вернулась в Ливию. Упрекала себя за то, что потерпела неудачу во Франции. Не смогла выкрутиться, найти порядочных людей, закрепиться на работе. Как будто с первого дня на Елисейских Полях меня принимали за девочку легкого поведения, доступную женщину, потаскуху, как говорил Каддафи. Как будто это было написано у меня на лбу. Фарида начала ухмыляться и играть на моих нервах.