— В спешке всегда накладки! — спокойно отреагировал Фёдоров, не придав значения намёку особиста.
— Стройка ударная — овощная база! — Уполномоченный загадочно усмехался.
— Овощная?!
— Обыкновенная, военторговская. По всему Забайкалью сыщи похожую!
— Овощи — фрукт полезный! — Фёдоров, усевшись на венский стул, вытянул длинные ноги. Ему осточертело за трое суток дороги и стук колёс на стыках да стрелках и грохот движения, и беспрерывные толчки буферов, и зычные гудки паровозов.
— Курите? — Уполномоченный ловко раскрыл пачку лёгкого табака.
— Извините, не балуюсь.
Особист прикрыл газетой «Красная звезда» какую-то бумагу и солдатские письма-треугольники. Свернул цигарку, прикурил и затянулся дымом.
— А я вот — грешен! По великому знакомству в военторге достаю отраву. — Он поцокал, будто смакуя дым. — Знаете, не тот эффект! Трубку бы к этому табачку — забыл дома. Ну, да ладно. Сойдёт. Как там граница? Сосед досаждает?
— Граница на замке. Сосед пошаливает. — Фёдоров почувствовал себя неуютно от нарочитости в словах уполномоченного. Обычно так ведут себя серенькие следователи, намереваясь уличить в чём-либо арестанта.
— Овощехранилище отгрохаем — Москве на зависть! Военторг ахнет! Табачку достать… То да сё. И оторопь, признаться, берёт, по секрету: война полыхает, а тут — склад под капусту. Вы как к этому?
— Война — дело временное, а жизнь — штука вечная. — Фёдоров поднялся. — Как тут с квартирами? Не присоветуете?
— Тю-ю! У КЭЧа — ни клетушки! Но вы из нашего ведомства. Побеспокоились. Комнатку загодя застолбили. Правда, в частном доме.
— По гроб жизни обязан! — Фёдоров поклонился церемонно. — Как говорится, по коням?
— А у меня — кобыла! — Уполномоченный не скрывал своего довольства жизнью. Назвал адрес, рассказал, как найти дом.
— Забегайте, капитан! Рад был познакомиться.
— А вас-то как звать-величать? — спохватился Семён Макарович. — Извините, ради Христа!
— Голощёков Яков Тимофеевич, сын собственных родителей!
— Ещё раз прошу прощенья! — Фёдоров отдал честь и покинул оперативный пункт контрразведки «Смерш».
В поиске нужного подворья Фёдоров миновал местное кладбище. Просторная поляна, окаймлённая толстыми соснами. Пологий склон щетинился крестами, пирамидками. В мыслях Семёна Макаровича — погост над речкой. Два креста на одной могиле: отец и мать! Сгорели в одночасье, спасая колхозных телят…
Семён Макарович пересёк железнодорожные пути и вскоре был У приметной избы на берегу Селенги. Три света в улицу. Шатровая крыша. Палисадник. Дом скатан, видимо, сильной рукой: брёвна толстые, лиственничные. Углы жёстко пригнаны в лапу. Мох в пазах проконопачен хозяйски, с подворотом. На ставнях, окрашенных в голубое, нарисованы белой краской диковинные птицы посередине. Ворота подворья выглядели ладно: досочки пригнаны без единой щелочки. Из угла в угол, крест-накрест, пересечены жестяной лентой и от того казались большим потемневшим конвертом.
