— Вижу, расстроены чем-то, Гурген Христианович?
— Владелец «Вэгэдэка» выбил из колеи! Овощные консервы задержал. Начальство, естественно, мне замечание. Серьёзное замечание, дарагой!
— А вы меняйте замечания на рис! — Труфанов обрадовался визиту давнего приятеля. — Будете сберегать в день по горсти, через десять лет купите лошадь!
— Мне не до смеха, Леонид! В Военной миссии и так ниходзины косятся — зачуханный армяшка представляет имперские интересы — нонсенс! Спасибо, полковник Киото не позволяет им вышвырнуть меня за дверь.
— Капиталы твоего батюшки не позволяют, так вернее.
— Могут обвинить в нерадении.
— Нерадение моего японца отбивает клиентов. Это как? Молиться на него прикажете?
— Гони в шею!
— Детишки… Жена русская. Да ещё такое обстоятельство, Гурген. Доподлинной уверенности нет, но твёрдое подозрение: Никагомицу тайно посещает «Великий Харбин». Сам догадайся, чем это грозит. Потому, наверное, лучше знать, кто есть кто. Не правда ли?
— Повременить придётся, ты прав. Если это слежка, то утроить внимательность. Ни одной зацепки, дарагой!
Леонид Иванович отворил застеклённую дверцу, проверил холл и соседнюю комнату. Вернувшись к столу, тихо спросил:
— Есть новости, Гурген?
Наголян передал ему тонкую трубочку из папиросной бумаги. Нотариус положил её в карман. Гурген Христианович весело спросил:
— Не соскучился, дарагой, по Сунгари? Нет ли желания побаловаться удочкой? На протоке, возле железнодорожного моста?
— Так вот сейчас, как есть? — Труфанов поправил зелёный галстук, одёрнул полы хорошо сшитого пиджака.
— Зачем, дарагой? Авто в нашем распоряжении. Фан отвезёт и привезёт. Хоть на край света! Снасти возьмём напрокат. Приваду найдём у «Деда-винодела»! Собирайся, дарагой!
— А твой шеф? Твоя служба? Опять замечание?
— Полковник Киото осведомлён обо всех моих слабостях!
Труфанов смахнул папки, бумажки в стол. Колебался, как поступить с тетрадками отца? И всё же запер их в сейф, вделанный в стенке под картиной Верещагина «Апофеоз войны».
— Вперёд, несносный армянин!
На Китайской улице их ждал автомобиль. За рулём — китаец Фан. Путь друзей преградил фотограф с треногой на плече.
— Кака Лившиц снимайла, капитана! — Уличный фотограф сноровисто раздвинул треножник и, не успели приятели опомниться, как вспышка озарила улицу.
— Моя ходи кантола. Мала-мала снимки давайла…
— Не нравится мне такой экспромт! — обеспокоился Труфанов, умащиваясь в салоне машины.
Гурген Христианович, закурив папиросу «от Лапото», успокоил друга:
