Дом Мацуури выгодно вписывался в строй соседних зданий: в этой части Китайской улицы он был самым высоким. Из других домов было невозможно наблюдать за тем, что делается в квартире Лю-пу-и. Улица пролегала в центре пристанского района и была одной из самых оживлённых в Харбине. Дом был заселён преимущественно японскими чиновниками. На первом этаже его размещался роскошный универсальный магазин и престижное кафе.
Из окон открывался вид на Сунгари, железнодорожные мосты. За вершинами маньчжурских орехов, насаженных вдоль улиц, проглядывали дома Нахаловки, железнодорожная станция, паровозное депо, пешеходный виадук. По вечерам Лю-пу-и любил сидеть на площадке и наблюдать освещенный город. По огням просматривались кварталы Пристани и Нового города, посёлка Чэнхе. Из темноты одинокими светляками помигивали Модягоувка и Корпусной городок. В чёрной вышине красными точками помечена мачта радиостанции…
В тесной каморке за остеклёнными дверцами сидел у окна пожилой, с окладистой бородой и седоватыми длинными волосами протоиерей. Светский мужчина лет сорока в синем костюме при зелёном галстуке и с волосами на пробор вертел в руках пенсне на жёлтой цепочке. Возле него на полированном столе — стопка справочников по юриспруденции.
— Леонид, строго-настрого предупреждаю: записки мои весьма крамольные! — Басовитый голос священника бился колокольно о стенки. — Плутовские деяния кое-кого… В Дайрене за мною присматривают. Я, грешный, побаиваюсь…
Мужчина положил руку на тетради:
— Папа, сохраню, как ты желаешь! Мне позволено ознакомиться?
— Ради Бога, Леонид! Западёт в память — не забывай… Ох, грехи наши тяжкие!
— Не сомневайся, отец! Ты только за этим пустился в такой дальний вояж?
— И да, и нет. Настоятель здешнего монастыря нуждался во встрече. Заговорились, потрапезничали, а поезд на Дайрен через час. Суета сует! Как внучка?
— Шалунья, не приведи, Господь!
— Соскучился по ней, да видит Бог, — не случай! В другой раз повидаемся. — Священник придвинул к сыну тетрадки. — Лихоимство и пороки господ превысили всякую меру. Прегрешения завладели душой и помыслами…
— А на словах: радение за Россию, за её народ! — Леонид пролистал первую тетрадку.
В комнатку заглянул японец. Маленькие усики словно расплылись над раскрытыми губами — зубы навыкат. Наклонил прилизанную голову.
— В чём дело, господин Никагомицу? — спросил Леонид.
— У господина есть поручения? — Узкие глаза японца блудливо скользнули по тетрадкам.
