При этом я видела его освещенное на несколько секунд лицо с огромными усами и слышала его грубый голос. Он наводил на меня страх, однако и эта поездка на автомобиле, и ждущая меня впереди неизвестность вызывали интерес.
В машине было холодно.
Надя сначала тихонечко плакала, а затем, прижавшись ко мне, уснула. Брюно молча смотрел прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Мы ехали так в течение нескольких часов. Затем я провалилась в сон. Когда мы наконец приехали, уже начало светать, и я проснулась.
Мы находились в большом городе.
Старик сказал нам: «Сейчас вы познакомитесь со своей новой мамой. Вы должны вести себя по отношению к ней очень вежливо и слушаться ее». Мы остановились перед многоэтажным домом и, выйдя из машины, стали подниматься по лестнице, дрожа от холода: на нас ведь по-прежнему почти не было одежды.
Нам открыла дверь какая-то женщина. Так я впервые увидела Старушку.
Поначалу я не называла ее Старушкой — я говорила ей «мама», как того и требовал Старик. Его я называла папой, потому что он и в самом деле был моим отцом. В этой квартире в городе Блуа прошли следующие два года моей жизни, и я узнала Старика и Старушку поближе.
Жилось мне так же, как и раньше, то есть как в те времена, когда я находилась у приемных родителей. Старик работал, он был оператором печатного оборудования. Старушка трудилась в той же типографии, но не у печатного станка, а в бюро.
Мы втроем — я, мой брат и моя сестра — ходили в местную школу. Наше житье-бытье не очень-то отличалось от жизни других детей в городе, хотя Старику было не по душе, что мы общаемся со сверстниками. Он был очень вспыльчивым и, когда ему что-то не нравилось, начинал орать. Я тогда закрывала уши ладонями и уходила в детскую комнату, чтобы спрятаться под кровать.
Это мне не очень-то помогало, потому что Старик хотел все время знать, где кто находится, и, заметив, что меня нет, начинал искать. Когда я слышала, как он тяжелыми шагами приближается к моему «убежищу», и видела его обувь и нижнюю часть штанов, то закрывала глаза.
Однако это мне, конечно же, не помогало. Он начинал шарить под кроватью, хватал меня своей громадной лапой за руку или за ногу и одним сильным движением вытаскивал из моего «укрытия». Я извивалась, как червяк на крючке, а он, наклонив голову, шипел мне прямо в лицо:
— Лидия, я тебе уже говорил, чтобы ты не пряталась под кроватью… В следующий раз я тебя за это отшлепаю!
Я чувствовала, что от него пахнет вином и типографской краской, которой была выпачкана его одежда. Меня от таких запахов едва не тошнило.
