Мы находились в центре крыши, а чуть поодаль на фоне неба я увидел фигуру Чаки. Сердце у меня упало. Да, у Переса были пути отхода, и он наверняка постоянно об этом думал. Мэнни был уверен, что когда-нибудь его вычислят и попытаются задержать. Он осознавал свою вину и, скорее всего, являлся тем самым «нашим» убийцей.
— Да пошел ты… Козел легавый! — опять выкрикнул он, дразня нас, и огромными пружинистыми прыжками устремился к краю крыши.
— Нет! — простонал я. — Только не это! Я знал, что Перес собирается сделать. Мэнни намеревался перепрыгнуть с одного здания на крышу другого.
— Стой, сукин сын! — заорал Сэмпсон. — Стой, или я стреляю!
Но тот и не думал останавливаться. Мы видели, как он сгруппировался перед прыжком.
Крича во все горло, я и Джон подбежали к краю крыши и замерли: этажом ниже нас выступал угол крыши соседнего офисного корпуса.
Оторва-Чаки уже находился в воздухе между двумя башнями из стекла и металла.
— Господи! — выдохнул я, вперившись взглядом в летящую фигуру. Между зданиями было футов двадцать, а то и больше.
— Чтоб ты грохнулся, скотина! — пожелал Пересу Сэмпсон. — Шлепнись о стену и лети вниз!
«Он, видимо не в первый раз прибегает к этом приему, для чего, наверное, тренировался, — размышлял я. — Вот почему его никак не могли поймать. Интересно, сколько же времени он разгуливает на свободе, и скольких детей он успел изувечить и убить?».
Хотя оружие и было наготове, никто из нас не решился стрелять. Мы не располагали прямыми уликами против Чаки. Он не угрожал нам оружием, а просто пытался скрыться. И вот теперь этот безумный прыжок с крыши на крышу.
Казалось, Мэнни завис в воздухе на высоте шестнадцати этажей. До земли было очень, очень далеко.
И тут, видимо, что-то случилось.
Он отчаянно заболтал ногами, словно крутя педали невидимого велосипеда.
Я увидел, как на его вытянутых вперед длинных руках напряглись мускулы. Его толчковая нога выпрямилась, составляя с туловищем прямую линию. Сейчас он мог бы служить моделью для рекламного плаката кроссовок «Найк».
Он застыл, словно бегун, запечатленный фотографом в тот момент, когда грудь спортсмена разрывает финишную ленточку.
— Господи Иисусе! — прошептал Сэмпсон, и я почувствовал его горячее дыхание на своей щеке.
Как Чаки ни вытягивал руки, края соседней крыши ему, видимо, не суждено было коснуться. Его ноги снова отчаянно дернулись.
Потом до наших ушей донесся громкий вопль, от которого кровь застыла в жилах. Его эхо заметалось в колодце между двух зданий, отражаясь от стекол.
