Но за него-то взялись крепко, тягают третий раз подряд. Плотно взялись, основательно. От таких приглашений кашлять станешь. На светлой полоске ночного неба крестом поднялся самолетный хвост.
«Ил-второй» — прочел он силуэт. Вышел из машины, постоял, привыкая к темноте… «Либо насчет меня дана команда из Москвы, — думал Хрюкин, — либо оперативность проявлена на месте. Высшая оперативность. Каковой ей и свойственно быть, когда в аппарате срабатывает рефлекс самозащиты и телеграф выстукивает: меры приняты. «Хрюкин»», — повторил он смачный призвук в трубке и рассмеялся коротко, давно зная хиханьки вокруг его фамилии. От бессилия они, от неправоты. «Он на меня нахрюкал!» — жалился, прикидываясь овечкой, подкулачник, укрывавший в коллективизацию хлебные излишки, когда комсомольцы станицы вывели его на чистую воду. Хамство, вот что коробило генерала. Во тьме скреблись, ковыряя лопатой землю.
— Эй, хозяин, — позвал Хрюкин, легонько стукнув по крылу.
— Хозяев нет, — донеслось из-под мотора, глубоко просевшего в грунт. — Давно повывелись. Еще несколько тычков лопатой.
Сопя и отряхиваясь, из-под самолета выбрался человек в реглане.
Запыхавшись, люди отвечают не подробно, отрывочно. Хрюкин переждал, потом спросил:
— Докопались?
— Смерть кого хочешь в землю вгонит. Голос был знакомый.
— Комлев?
— Товарищ генерал? Здравия желаю!
— Здравствуй, товарищ Комлев. Ты сейчас пулю вряд ли найдешь.
— Трудно, — согласился Комлев, отряхиваясь. — Фонарика нет. Придется отложить на утро.
— Где летчик?
— Увезли. В особый отдел.
— Летчик — лейтенант Тертышный?
— Так точно. Виктор Тертышный. Лейтенант.
— Как объясняешь ЧП?
— Лично Тертышного не знаю, поскольку он из другого полка. Ко мне был поставлен на один вылет. Полагаю так, что с переляку. «Мессера» зажали, причем крепко, товарищ отчаялся.
— Весь сказ? Просто! Сколько вылетов у Тертышного?
— Знаю, что в первом вылете как будто не сробел. Проявил находчивость.
— Новичка лучше видно во второй и последующие вылеты.
— Возможно…
— Проверено!
— Согласен с вами в каком отношении? У молодого чутья нет. Другой раз к цели подходишь, небо чистое, земля спокойная, вдруг будто дунет, будто чем тебя обдаст. Ничего нет, а ты уже настороже, глядишь в оба, ждешь… И Тертышный загодя отвалил…
— Не надо выгораживать! — резко перебил его генерал. — Лейтенант виновен и будет судим по закону военного времени. Какой налет Тертышного на ИЛе?
— Боевой вылет — третий, а налет часов тридцать. В этих пределах.
