— Вот и расскажи ревтрибуналу, как палил из своего нагана по красноармейским теплушкам…
— Четыре года! За давностью лет…
— Тебя погладят по головке: «Молодец, товарищ Жгловский, все четыре года честно работал на советскую власть — с фронта сбежал, артель обокрал, Пантелееву подыграл, родную тетку изнасиловал…»
— Заткнись! Тетка радехонька была…
— В ту минуту. А на суде — отомстит тебе за Груню!
— Куда рулишь, гад шипучий?!
— Курс у нас с тобой один, дорогой соратник!
— К черту! Я сыт политикой по горло. Мне бы мастерскую да Груню…
— Обеспеченную жизнь, свободу творчества, а кругом диктатура пролетариата. О чем мечтаешь?
— А ты? Диктатуру подорвать? Бред сивой кобылы! Чекисты раскрывают один заговор за другим. Эсеры, меньшевики, анархисты раздавлены. И фракционеры идут ко дну. С кем взрывать-то?
— Есть сила! И неотразимая! — Голос Рыси стал вкрадчивым. — Волга — без хлеба. Голод расползается. Власть готова изъять церковные ценности. И патриарх Тихон — я только что от него — шлет секретное послание: «Не давать! Бороться!» Вся православная Русь до самых ее глубин взорвется гневом. А мы с тобой — масла в огонь: бей, гони нехристей!
— Черт, ты же не веришь в бога!
— Зато верю, что эта диверсия разом обезглавит исполкомы и укомы: они ведь первыми полезут в ризницы…
— Чтоб помочь голодающим!
— Голод — кара божья! Патриарх ясно указует: «Важно не что давать, а кому давать». Редкая ситуация! Голод толкнет большевиков на грабеж, а верующие задушат грабителей…
— А ежели просчет?
— Дитя человечества! Здешний комиссар лишь нацелился на чудотворную, а верующие уже охранников выставили. — Рысь торжественно изменил интонацию. — А представь, начнется грабеж. Да еще среди белого дня! Да еще по всей Руси! Гнев фанатиков страшен! Кто устоит?!
— А я тут при чем?
— Не дури! Груня ведь верующая: без венца не возьмешь ее. А в храм пойдет с тобой, если ты защитишь этот храм. Ее любовь надо завоевать. Для этого тебя доставим в Боровичи. Там возглавишь народное ополчение. Командир ты волевой, смелый. Разгромишь грабителей церквей. Займешь особняк — освятишь мастерскую. А Груня будет при тебе не только натурщицей. Уразумел?
— Порядок! Одно туманно: как можно убить не убивая?
Вместо ответа где-то рядом промычала корова.
— Время! Твоя пришла, — весело известил Рысь и зашуршал в сене.
Не успела проскрипеть дверца с правой стороны сеновала, как распахнулась левая дверца и пахнуло бабьим потом.
— Где ты, люба моя?.. — услышал Ерш теткин голос.
