Рыжий матрос вскинул ладошку к бескозырке и неожиданно отчеканил:
— До завтра, братишка!
Он придет сюда, когда Груня будет одна, без брата.
Луна помогла рассмотреть Пашку. Тот остался стоять с разинутым ртом…
Ерш проснулся от жадного поцелуя. Замотал головой. Перед ним, возле подушки, на коленях размякла тетка Вера. Вдруг она что-то вспомнила, напружинилась:
— Признавайся! Что затеял с Орлихой?
— На работу пристроить.
— Куда?
— В наш с тобой магазин.
Тетка схватила племянника за горло:
— Задушу!
Ерш отвел теткину руку и, довольный, подмигнул:
— Дура! Для отвода глаз! Твой старбень пока что умом не слаб.
— И слушать не хочу! — не сдавалась тетка. — У меня нет лишних денег!
Он приподнялся, снял со спинки кровати тяжелый бушлат и стал разгружать его:
— Во!.. На два года вперед!
Она дрожащими руками разложила драгоценности, выбрала обручальное кольцо и опять вспыхнула:
— Задумал обвенчаться с Грунькой?
— В глаза не видел ее!
— Перекрестись!
— Дура! Я же анархист!
— И ничего святого?
— Есть святое! Искусство! Ради него и сюда причалил, и водку бросил, и с прошлым амба. — Он глазами измерил большую светлую комнату с мраморным камином: — Вот моя мастерская!..
— А святые образа для магазина?
— К черту халтуру! Твой портрет напишу…
— А потом Орлихин?
— Как она на ряшку?
— Да ты что, люба, в самом деле не видел ее?
На теткином широком лице расплылась улыбочка. А он, лежа в постели, покосился на дверь:
— Где твоя компаньонша?
— На базар ушла.
— Добро!..
Массивные двери собора открыл сам дядя Савелий. На каменных плитах, возле иконы Старорусской богоматери, стояли круглые банки с краской. Старик подал племяннику кисти и указал на фанерные листы, прислоненные к стене:
— Это тебе, чадо мое, для эскиза…
Ерш потребовал стул со спинкой, установил на сидении фанерный лист и приступил к работе. Давненько он не держал в руке кисть. Краски ложились густыми мазками. Его глаза впились в образ богоматери с младенцем на руках.
Божья матерь смотрела на художника, казалось, с укором: «Эх ты, попович, клялся — конец блуду, а сам что? Хотел работать в клубе, а сам что?!»
— Черт-те что! — обозлился Ерш и намалевал страхиду с грозными глазами.
Дядя Савелий молился за колонной. На втором листе фанеры Ерш придал чудотворной облик Груни: резкий поворот головы, мохнатые брови, черные глаза и смуглость.
Второй эскиз он набросал быстро, вдохновенно. И только теперь захотелось курить…
— Дядя Савелий, дай спичку!..
Старик увидел в руке племянника кисет, открыл дверь храма и властным жестом пригласил курильщика на двор. Возле паперти, залитой солнцем, бродил лохматый рыжий пес. Староста ключами замахнулся на собаку:
