Биби плевал под ноги и на «Волге»
солидно отъезжал, вновь возвращался…
А летописью были – чертежи.
Но тут калека возражал, что, ладно,
пускай не верят, а в Москве (видали!)
во все квартиры провели кино,
лежишь себе и смотришь!.. Тут досадно
уже старухам делалось – ведь знали:
уж им-то не покажут всё равно…
УЖ ИМ-ТО НЕ ПОКАЖУТ ВСЁ РАВНО,
как вечерами звезды высыпают
над тем двором, куда моё окно
глядит, пока весь двор не засыпает.
Окно моё! Я этот двор моим
не назову, хоть у меня другого
не будет. Все здесь заняты одним —
как бы случайно не узнать друг друга…
Пускай живут за тридевять земель,
и то, мне кажется, знаком я с каждым:
«С какой начинкой эта карамель?
Мы любим с ягодной!» – они мне скажут.
«А этот плащ намневеликоват?
Ацветклицу? Выпробоваливкусно?
Выходитектокрайний?..» – Невпопад
скажу я им: «С начинкой?.. Да. С капустной…»
СКАЖУ Я ВАМ, С НАЧИНКОЙ, ДА С КАПУСТНОЙ
и рыбной, признавались пироги
важнейшею стряпнёй. И в печке русской
румянились нехваткам вопреки.
И главной были в праздники закуской.
А в праздник собирались за столом
все вместе. Пели. Лез калека драться.
Его Пожарник связывал жгутом
и складывал на лавку оклематься,
и о награде намекал потом…
И складывал на лавку оклематься
его Пожарник… Связывал жгутом…
Все вместе пели…
Как пошли клочки
По закоулочкам
Раздавать тычки
Птичкам-курочкам.
И пошли плясать
Птички-курочки!
Эх, родная мать —
Безотцовщина!..
Старухи водку прятали в подолы,
но ставили на стол. Биби при сём
присутствовал, хоть был он невесёлый,
поскольку пить, когда ты за рулём,
нельзя!.. Родные русские глаголы
лились, лились, при детях, над столом.
И я там был, мёд-пиво пил, жевал
капусту. И за старшим братом следом
себя считал, наверное, поэтом
и тоже кровь-любовь зарифмовал.
Ну а всерьёз – в серьёзном мире этом —
милиционером сделаться желал.
МИЛИЦИОНЕРОМ СДЕЛАТЬСЯ ЖЕЛАЛ
Пожарник. Чтоб блюсти устройство.
(«А кто ответит? Пушкин?» – рассуждал.)
И чтобы зря не ждать пожар
для проявления геройства.
И во дворе у каждой из старух
допытывался о происхожденье
и записную книжицу из рук
не выпускал тогда ни на мгновенье.
А про Биби подозревал всегда,
что никакой не дурачок, а вовсе
шпион американский!.. «Вот беда!» —
старухи откликались где-то возле.
К калеке тоже чувствовал свои
претензии, примеривался рьяно…
Потом «вредители!» – сарай сожгли,
в котором задремал калека пьяный.
И он калеку вытащил. А сам
замешкался. Так соблюлись законы
