— Княже, о чём ты говоришь? — воскликнул ошеломлённый Ждан. — Как бы я посмел тебя оговорить? И для чего? Разве правду о разорении Глебова можно скрыть? Неужто князь Святослав не узнал бы об этом и без меня? И разве я мог отблагодарить тебе злом за добро?!
Но Игорь уже и слышать ничего не желал — так сам себя распалил.
— Эй, люди! Взять этого негодника, да в поруб его! В путы железные! — кричал во весь голос.
Вбежали дежурящие за дверями два гридня. Как спущенные с цепи псы набросились на юношу, заломили руки, потащили во двор. Не успел Ждан опомниться, как его втолкнули в тёмный сырой подвал под крепостным валом. Быстро, со сноровкой прикрепили ногу к цепи, вмурованной в стену, и швырнули на кучу трухлявой, затхлой соломы. Стукнула дверь, заскрежетал засов — ив подземелье наступила тишина. Глухо, холодно, как в могиле.
Вот и случилось то, чего он опасался, когда сюда ехал. Несмотря ни на что — ни на правдивый рассказ, ни на напоминание о Славуте, ни на заступничество князя Святослава — Игорь расправился с ним, как с лютым ворогом. Что же дальше? Чего ждать в будущем? Неужели после стольких невзгод и опасностей встретит он свой конец в этой зловонной яме? Неужели суждено гнить заживо, пока не умрёт? Нет, не на такое он надеялся, когда бежал из половецкой неволи…
Сквозь узенькое — шириной с ладонь — оконце в подвал пробивался луч серого света, выхватывая на противоположной стене черные сырые бревна, покрытые плесенью. И этот лучик дневного света, напоминающий о воле, о широком, безграничном мире, что пропал для него, возможно, навсегда, причинял ему ещё большую душевную боль.
Ждан скрючился на холодной, осклизлой соломе. К горлу подкатил горький клубок, на глазах выступили слезы, а плечи помимо воли затряслись в едва сдерживаемом стоне-рыдании.
И вдруг неожиданно в тёмном углу звякнуло железо, зашуршала солома и кто-то невидимый, но живой, касаясь его плеча, произнёс басовитым, простуженным голосом:
— Не плачь, отрок! Слезами горю не поможешь…
Ждан вздрогнул. Перестал рыдать, рукавом вытер мокрое лицо, стыдясь своей минутной слабости.
Позвякивая цепью, незнакомец вышел из угла на свет. Он оказался ширококостным, сильно исхудалым мужчиной в старой свитке смерда.
Густая спутанная борода, буйные растрёпанные волосы, в которых торчали ржаные остюки, и пронизывающие горящие глаза под низкими лохматыми бровями придавали ему схожесть с домовым или лешим, а то и водяным…
Ждану стало жутко.
