, как когда-то Владимир Мономах загнал его отца Атрака… Осталось совсем немного ждать — март, апрель, май… Зато подготовимся как следует!.. Да и нездоровится мне сейчас.
— У нас ведь всё уже готово, княже, чего ещё ждать? Будто для нас впервой проводить зимние походы! Кончак же не ожидал весны, а напал в самые лютые морозы, в снегопады. И бескормицы не побоялся! — воскликнул Рюрик.
За столом застыла тягостная тишина. Ярослав не торопился отвечать Рюрику на его справедливые слова, скривил губы.
Святослав осуждающе покачал головой, пристально посмотрел на Ярослава… Потом тихо начал:
— Княже Ярослав, если между нами всеми не будет согласия, то ни сегодня, ни завтра не пойдём мы на половцев и не загоним их ни за Дон, ни в Обези. Все беды земли нашей — от гордыни княжеской, от того, что князья про малое «се великое» начали говорить и, имея волость, заглядываются на чужое: «се моё и то моё тоже!» Нет, братья, так не годится! Которы да усобицы — это погибель земли нашей! Поганые видят, что меж князьями нет мира, и без страха нападают на наши села да города, грабят добро наше, полон берут, людей убивают…
— Брат, я не начинаю усобиц, я только говорю, что не хочу идти сейчас в поход, — сдержанно возразил Ярослав. — Не хочу мордовать ни воинов, ни себя…
— Если б только это, Ярослав, — перебил его Святослав. — Если б только это… Но опасаюсь, что причина кроется в чём-то ином… Вот только не пойму в чём… Когда умер наш отец Всеволод, то я заменил его для тебя и при этом всё время внушал, что не книжная премудрость украшает князя, а его желание служить земле своей, умение смирить свою гордыню перед старшим князем — отцом или братом, вуйком или стрыем — занимающим великокняжеский стол. Смирение младших усиляет Русскую землю, высокомерие разрушает её. Почто рушишь братскую любовь и согласие? Мы с князем Рюриком наконец пришли к примирению и наступил мир на Русской земле, а ты хочешь его срубить под корень. Негоже, негоже так делать, Ярослав, брат мой!
Князь Черниговский покраснел, на лбу у него выступили капельки пота. Кому-нибудь иному ответил бы резко, оскорбительно, ни от кого не потерпел бы подобных слов. Но Святославу, который в детстве действительно заменил ему рано умершего отца, не осмелился сказать дерзкого слова. Хитрить мог, лицемерить мог, а прямо, открыто сказать не смел. Потому ответил не повышая голоса:
— Брат, все, что ты сказал — истинная правда. С одним только не могу согласиться — что я сею зерна разлада меж братьями. Не идти в поход — это ещё не значит, что я начинаю усобицу. Нет, я просто не готов к походу. И войско моё не готово, и я сам плохо себя чувствую. Разве можно за такое осуждать?
