— Вот здесь, — пояснил надсмотрщик, — мы и производим кислород для тех, кто наверху.
Иссерли закричала и проснулась.
Она сидела в машине у дороги, которая тянулась из вечности в вечность по чужой, когда-то далекой земле. Небо снаружи было синим, сквозистым, лишенным верхних пределов. Миллионы, миллиарды, триллионы, быть может, деревьев производили кислород без всякого человеческого вмешательства. Сияло вновь налившееся зрелостью солнце, со времени, когда она заснула, прошло лишь несколько минут.
Иссерли потянулась, повращала тонкими руками, описывая полные круги и покряхтывая от неудобства. Она все еще оставалась измотанной, однако приснившееся избавило ее — на какое-то время — от желания спать, к тому же Иссерли чувствовала, что непосредственная опасность заснуть за рулем для нее миновала. Можно поработать, а там уж и посмотреть, как она будет чувствовать себя к заходу солнца. Бремя, которое сама же она и взвалила вчера на свои плечи, норовя непременно добыть сырой материал, чтобы порадовать высокопоставленного гостя, сына босса, явно свалилось с ее плеч. Доставка водселя на ферму определенно не откроет для нее путь к сердцу Амлиса Весса — или на какую там часть его тела она надеялась произвести впечатление? Шут с ним, с заезжим психопатом, у нее имеются собственные ожидания, которые ей следует оправдать.
Продолжая двигаться на юг и уже проехав Инвернесс, она увидела крупного стопщика, державшего перед собой картонку с надписью ГЛАЗГО.
Она привычно проехала мимо, выполняя установленную процедуру, но сразу поняла, что заберет его при втором заходе: сложения он был могучего и пребывал в самом расцвете сил. Было бы преступлением оставить такой экземпляр на дороге.
Несмотря на его грузность, он довольно резво пробежался до машины, остановленной Иссерли неподалеку от него — хороший знак, поскольку пьяные или поврежденные водсели только шкандыбать нога за ногу и способны.
— Питлохри подойдет? — спросила она, решив при взгляде на его открытое лицо с написанным на нем желанием понравиться, что этого будет более чем достаточно.
— Блеск! — восторженно воскликнул он, запрыгивая в машину.
Лицо у него было большое, мясистое, такое, точно он уже обратился в месячного, на лоб спадали завитки светлых волос. Правда, они были редковаты, да и кожа у этого водселя оказалась грубой, покрытой пятнами, — как если бы на каком-то повороте жизни он потерял голову в море, а потом ее выбросило на берег, где она и провалялась несколько лет под солнцем, прежде чем воссоединиться с телом.
