Впрочем, сильнее всего отвлекала ее от дела не опасность столкновения, но пленительная красота окружающего. Свечение дождевой воды в придорожной канаве; стая чаек, кружащих, следуя за сеялкой, над суглинистым полем; проблеск дождя вдали, за двумя-тремя горными вершинами; даже пролетающий над нею кулик-сорока: все они могли заставить Иссерли наполовину забыть о том, ради чего она выезжала на шоссе. Она ехала, пока солнце поднималось все выше и выше, вглядывалась в покрывавшиеся позолотой далекие фермерские дома, и вдруг совсем рядом с нею нечто, накрытое тусклой тенью, совершало метаморфозу, обращаясь из ветки дерева или груды обломков в мясистого двуногого с протянутой рукой.
Тут-то она и вспоминала о своей цели, но порою не раньше, чем пролетала мимо, едва не зацепив кончики пальцев стопщика, пугаясь так, точно пальцы эти могли, вырасти они на пару сантиметров длиннее, переломиться, точно сучья.
Ударять по тормозам было и думать нечего. Нет, нога ее оставалась мирно покоящейся на педали акселератора, машина так и продолжала ехать в веренице других, а Иссерли просто щелкала, пролетая мимо, затвором ментальной фотокамеры.
Временами, вглядевшись в сделанный ею мысленный снимок, она обнаруживала, что стопщик — самка. Самки Иссерли не интересовали, по крайней мере, в том смысле. Их пусть подбирает кто-нибудь другой.
Когда же стопщик оказывался самцом — и не очевидным хиляком, — Иссерли, как правило, возвращалась к нему. Если он производил на нее приемлемое впечатление, она при первой же безопасной возможности разворачивалась на 180 градусов — подальше от него, разумеется, ей вовсе не требовалось, чтобы он обнаружил проявленный к нему интерес. А затем, проезжая по другой стороне шоссе так медленно, как позволяло общее движение машин, оценивала его вторично.
В очень редких случаях найти его снова не удавалось: какой-то другой водитель, менее осторожный или менее разборчивый, съезжал, надо полагать, на обочину и подбирал его, пока она разворачивалась и возвращалась. Иссерли вглядывалась в то место, где полагалось стоять стопщику, и видела только пустую полоску гравия. Она заглядывала за край дороги, всматривалась в поля, в кусты — а ну как он укрылся где-нибудь, чтобы помочиться. (Все они были падки до этого.) Ей казалось немыслимым, что он исчез столь быстро: такое хорошее тело — великолепное — совершенное, — почему она проворонила свой шанс? Почему не подсадила его, едва увидев?
