– А они и вправду строили? – спросил Ярин. Орейлия сверкнула на него глазами:
– Я строила. Я и мои предки. А они просто складывали одни камни на другие. В округе достаточно и камней, и людей, кто ж им мешал построить ту же самую мельницу самостоятельно? Если они хотели строить, а не грабить? Некоторые, впрочем, так делали – и становились почтенными и уважаемыми людьми, которых выгнали точно так же, как и нас.
– Так вот, мы оказались на улице и, скорее всего, были бы убиты через несколько недель или месяцев. Нас спасло чудо. Моя мать рассказывала, что в день убийства Владыки Эалайи ей во сне явилась покойная бабушка и приказала матери построить дом в глухом лесу, подальше от Сталки. Казалось бы, сон и сон, но бабушка возвращалась каждую ночь, требуя своего дома, и полностью лишила мать отдыха и покоя. Отец, видя ее страдания, решил выстроить здесь особняк в надежде, что это успокоит призрака. И действительно, едва был заложен фундамент, как кошмары оставили маму. Мы выезжали сюда на лето, и все гадали – ну что в этом доме такого важного, чтобы пробудить призраков от вечного сна? Вот и выяснили… Мы перебрались сюда с нашими соседями, которым тоже удалось унести ноги. Так и жили двумя семьями, я вышла замуж за их сына, родила своего…
– И где они все?
– Алехей подался в столицу, а все остальные умерли, – вздохнув, ответила женщина.
Повисло молчание. Ярин, чувствуя, что он должен сказать что-нибудь сочувственное, нерешительно начал:
– Мне очень жаль, я…
– Брось, что тут жалеть? Другим повезло еще меньше: некоторых убили на месте, других заточили в тюрьму, а третьим пришлось покинуть родные земли и бежать в неизвестность и нищету. Мы же ушли не так далеко, жили в покое и достатке, и радовались, что о нас забыли. Позднее оказалось, что через пару лет после нашего изгнания началась Великая Война, и «новым правителям» пришлось заняться делами поважнее, чем поиск чернокнижников. На войне многие селяне погибли, или просто не вернулись в Сталку, городские сказания превратили бывшего лорда в чудовище, у которого разве что рога на голове не росли. Так что мы, даже приходя в деревню за покупками, оставались неузнанными – в нас видели только чокнутых отшельников. Даже звали обратно, но с чего бы нам возвращаться? Чтобы работать на тех, кто однажды нас выгнал? Здесь я прожила жизнь для себя, у меня был любимый муж, я воспитала сына, да и скучать мне не приходилось: видишь все эти штуки? Все их сделала я сама, а половину – еще и придумала… Муж-то у меня по огороду все больше был. Так что я ни о чем не жалею. Да и в конце жизни уже поздно о чем-либо жалеть.
