Иногда Костя философствует. Ему, например, хотелось бы видеть «настоящую украинскую армию».
Я спросил:
— Что значит «настоящая»?
Он ответил серьезно:
— В Красной Армии все одинаково одеты, только казаки — по-своему. А украинца не отличишь от русского…
— Ты хочешь, чтобы красноармейцы надели запорожские шаровары с мотней до самой земли?
— А что ж. Это наша национальная форма. Чего же ее стыдиться?
Я представил себе бойца в запорожских шароварах, садящегося в самолет или на мотоцикл, и захохотал. Я нарисовал эту картину Косте, и он тоже начал смеяться. Костя понял, как глупо то, что он сказал. Глядя на него, я вдруг подумал, что он носит в голове чужие мысли. Перестав смеяться, я спросил:
— С кем ты встречаешься в селе?
— С кем придется, — уклончиво ответил Костя. — Во всяком случае, тому не поздоровится, кто попадется Косте Вороне на глаза.
Вот как! Однако он не рассеял моих подозрений. Наоборот, с каждым днем я все больше убеждаюсь, что наши дороги расходятся. Я чувствую, что он томится своим положением. Он уже не верит, что Красная Армия вернется. Не оставаться же ему всю жизнь в лесу?
— Ну что ж, иди, выдай нас всех фашистам, — сказал я резко, — они тебя за это своим полицаем сделают. Будешь спокойно жить.
— Да, спокойно, — отшутился Костя. — Пока партизаны не убьют.
Он то улыбался, то хмурился. Казалось, он не знает, как вести себя в моем присутствии. Он словно боится, что я разгадаю его мысли, и все время меняет тему разговора.
Конечно, Костя хитрее меня. Но все же я должен поймать его с поличным.
Иногда он приводит в землянку кого-нибудь из партизан, которые в общем-то похваливают Костю. Мне порой становится стыдно за себя. В самом деле, виноват ли Костя в том, что я чересчур подозрителен? Ведь он и раньше болтал всякий вздор, но от этого не становился моим врагом. Мы часто ссорились из-за пустяков, а все-таки по-настоящему не враждовали.
Костя догадался, что я не верю ему, но делает вид, что между нами ничего не произошло. Когда же я собрался к Полевому, он встревожился. Он отказался проводить меня к партизанам.
— Полевой за сто километров отсюда, — сказал он. — Пока доберемся, немцы десять раз нас убьют.
