— А что, если я расскажу тебе десять сказок в одну ночь?
Нина, не задумываясь, проговорила:
— Придется мне завтра утром уехать.
Конечно, она не верила, что я в одну ночь сочиню десять сказок..
А я сгоряча взялся за это безнадежное дело.
Никогда еще не было мне так хорошо. Я тотчас же начал придумывать сказки. Казалось, это самое легкое дело. Однако мы просидели весь вечер, и я ничего не придумал. Я перебрал в своей памяти все, что когда-то вычитал в сборниках народных сказок. В моем воображении мелькали необыкновенные Красные Шапочки, катился диковинный колобок, мчался вихрем на волке красавец Иван-царевич… Но ничего своего я не мог изобразить. Я знал: Нина упряма, она не захочет уехать, пока я не расскажу ей обещанных десяти сказок.
Ночь прошла, а я так-ничего и не придумал.
Утром меня разыскал на станции раненый лейтенант, направлявшийся вместе с другими в тыл. Он принес большую, радость: Максим жив! (Как я жалел, что не мог сообщить об этом матери и Клавдии!) Максим передал письмо, будучи уверен, что оно застанет Клавдию еще в Сороках. Лейтенант готов был отстать от поезда, только бы вручить письмо.
Я сказал, что Клавдия уехала; лейтенант, с сожалением произнес:
— Что ж, тогда вы возьмите… Максим просил вручить кому бы то ни было из семьи, если Клавдии не будет дома…
Я прочел письмо. Вот о чем писал брат:
«Родные мои — Клавуся, сыночек! Я уж было совсем пропал, да потом подумал: как же вы останетесь без меня? Ну и, как видите, выжил. А если всерьез говорить, то вот какая беда приключилась. Наша часть попала в окружение. Ну, не буду рассказывать, что с нами было, скажу только, что меня трижды ранило, но я все же продолжал бить фашистов. Ух и дрались же мы с ними! Сначала я даже не знал, как это мне, агроному, придется воевать. В первом бою, помню, просто испугался и отступил. (Это, оказывается, бывает с новичками.) Потом я подумал: если все равно умирать, то хоть умру так, чтоб семье не стыдно было за меня. И расхрабрился. А после самому себе удивлялся. Вот мы с лейтенантом Ермолаевым целую неделю пробивались к своим. И пробились. Только ему, бедняге, придется отсиживаться теперь в тылу: рука не действует. А я молодец, ей-богу! Опять на фронт еду. А оттуда — прямиком домой. Так что ждите и не горюйте. За меня не бойтесь, военное дело на практике изучаю. Хорошо, что с мотором еще в колхозе познакомился. Теперь вот пересяду на самоходную пушку и буду опять фашистов бить… Целую вас, маму и всех родных. Максим».
