Лицо его заметно похудело, глаза ввалились, но отливали сталью; рука уверенно держала повод… Раньше о, и только по праздникам надевал свою кожаную куртку. Теперь она стала его «партизанской формой».
Он стал похож на одного из тех комиссаров, которых приходилось нам видеть в кино и на плакатах. Но не слышно было никакой «митинговости» в его голосе, — говорил он коротко, необычно тихо. (Словно боялся, что кто-нибудь подслушает его разговор с будущими партизанами и передаст врагу…)
Сначала он сцепился с Климом Стокозом. Клим налаживал старенький мотоцикл, купленный у какого-то механизатора совсем недавно. Полевой подъехал к его дому, помахал рукой: подойди, мол, я не буду слезать с коня.
Сдерживая усмешку, Стокоз подошел к калитке. (Должно быть, его забавлял воинственный вид парторга.)
— Чего изволите? — спросил он шутливым тоном.
Полевой нахмурился.
— Балагурить будем после войны, — сказал он негромко, но внушительно. — Ты мне вот на какой вопрос ответь: для чего мотоцикл готовишь?
Лицо Стокоза как бы покрылось тенью. Он сказал, стараясь не глядеть в шальные, гневно поблескивающие глаза Полевого.
— Ну… может, придется улепетывать…
Полевой еще больше нахмурился.
— Знаешь, что я тебе скажу, Стокоз. Я всегда думал, что у тебя душа с гнильцой, но не знал… право, не знал, что ты в общем и целом такая нечисть. Ну, вот что, некогда мне с тобой в данный момент разглагольствовать., предупреждаю: сбежишь без нашего ведома — будешь раскаиваться. Понял?
— Чего ты от меня хочешь? — почти простонал Стокоз.
— Хочу одного: чтобы ты помог эвакуировать колхоз, а после решим, что дальше делать с тобой:..
— Я в партизаны не пойду… Какой из меня вояка?
— Никто тебя и не возьмет… в партизаны… Но если окажешься предателем, даже твои потомки будут о том жалеть. Все. Будь здоров!
И Полевой умчался.
Стокоз, растерянно улыбаясь, посмотрел ему вслед.
— Лихой, — сказал он, обращаясь ко мне. — Ну, он думает, наверно, что теперь гражданская война. Тут такая заваруха начнется, что таким скакунам не долго придется скакать… Что ты скажешь на это, Андрей?
Я сказал:
— Не знаю, сколько ему придется скакать, но тебе, Клим, несдобровать, если станешь предателем.
Стокоз едва сдерживал гнев:
— Да что вы все побесились? С чего это я, советский человек… патриот, можно сказать… стану предателем? Я, брат, эту фашистскую сволочь сам всей душой ненавижу…
Он очень хотел убедить меня, что Полевой неправильно поступает, «обижая» таких людей, как Стокоз.
