Надя взглянула на него и ничего не ответила.
— Вы что, устали? — спросил Леонид Михайлович. Он посмотрел на часы и покачал головой. — А мне еще к докладу готовиться. Агроном вернул вам первый том сочинений Сталина? Дайте его мне. Пора закрывать библиотеку. Уже двенадцатый час.
— Еще не все посетители ушли: — Надя кивнула на ребят, склонившихся над кроссвордом.
— Орлы, марш домой, — сказал Леонид Михайлович. — Библиотека закрыта.
— Сейчас, — ответил мальчик в костюме, — вот только сорт каменного угля из восьми букв — и все.
— Антрацит, — сказала Надя.
— Подходит. Теперь русский мореплаватель из шести букв.
— Дежнев, — сказала Надя.
— Тоже подходит. Теперь драгоценный камень из пяти букв.
— Ступай сейчас же домой, драгоценный камень, — раздельно сказал Леонид Михайлович и, пропустив ребят, вышел вслед за ними. На улице стало темней. Наверно, завклубом выключил лампочку над крыльцом.
Надя развязала узелок бечевки и стала просматривать холодные книги. Книги были хорошие, редкие. Сверху лежала «Педагогическая поэма». Вдруг Надя заметила, что на обложках нет карманчиков для формуляров. Значит литература получена не в коллекторе, а куплена в магазине. Неужели Леонид Михайлович купил всю эту пачку? Неужели он решил сделать подарок Наде и ее любимой: библиотеке?
Надя вопросительно посмотрела на закрытую дверь и прислушалась. Шел дождь.
Она достала карточку Леонида Михайловича и долго-рассматривала его размашистые, еще не совсем установившиеся подписи. Потом положила карточку на место, заперла библиотеку и пошла домой.
1950.
Мы сидим возле моста: Алексей — на бревне, а я на ящике своего теодолита. Мне нужна попутная машина, и я не свожу глаз с дороги.
Пятый час утра. Уже рассвело, небо над березовой рощей порозовело, но солнце еще не показывается.
Птицы спят. В деревне, растянувшейся вдоль оврага, в крайней избе затопили печь, и тонкий, волокнистый дымок покойно тянется вверх.
Изредка доносятся тупые звуки взрывов: возле плотины рвут лед. Явственно слышно, как тараторят колеса поезда, словно железная дорога совсем рядом, за ближним пригорком. А на самом деле поезд идет далеко-далеко, и не за пригорком, а в противоположной стороне, возле рощи, там, где виднеются прозрачные мачты высоковольтной передачи и новая труба кирпичного завода.
Стучит поезд, на откосах журчат ручьи, ухают вдали взрывы, и, несмотря на это, все вокруг, от земли до самого неба, наполнено спокойной утренней тишиной.
