Но Лайэм не мог не смотреть на Викторию, на по-прежнему красивые линии ее тела – налитые груди, тонкую талию, соблазнительные бедра. Белая рубашка и черная юбка, вероятно, должны были соответствовать стереотипу о холодной школьной директрисе, но эта задумка провалилась. Юбка до колен просто подчеркивала стройные ноги и заставляла взгляд скользить выше к бедрам, которые – а Лайэм уже знал это – были упругими, сильными и в то же время мягкими. Ткань плотно облегала ее округлые ягодицы, которые казались ему гораздо более привлекательными, чем костлявые формы супермодели.
На ногах были обязательные в индустрии моды орудия пыток – туфли на высоких каблуках. Он понятия не имел, как она передвигалась в них, но ему нравилось, что благодаря им ее лицо, глаза, губы становились ближе к нему. Ее волосы тоже изменились: длинные светлые волны пропали, вместо них появилась стрижка до подбородка с четкими линиями – очень по-французски. Виктории шел этот стиль – изысканность и искушенность сменили сладкую невинность. А увенчала она все эти перемены своим новым именем – Виви.
Но ни одно из этих изменений не смогло стереть изображение, которое сохранилось у него в голове – обнаженная, шумно дышащая во время секса, самая красивая женщина, которую он когда-либо встречал.
На мгновение его сознание настолько затуманилось бурными воспоминаниями, что он не мог говорить. Ему казалось, что всего час назад он растворялся в ней – мягкой, теплой, податливой. Но он хотел не просто физической близости с ней. Виктория ошеломила его своей мягкостью и кротостью, которой он был не в состоянии противостоять. Лайэм принимал все, чего она ему предлагала. Он стал еще больше ревновать ее к Оливеру, чувствовал себя неуверенно, задавал ей глупые вопросы, чтобы убедиться, что с ним ей было лучше, чем с Оливером. Но что бы ни свело их вместе, исчезло – быстрее, чем он предполагал.
Она уехала, а он не просто потерял свое сердце. Он потерял все, чего когда-то достиг.
Деловые контакты, работу, свой мир. Она понятия не имела, скольких усилий это ему стоило. Лайэму пришлось начинать все сначала, преодолевать репутацию, остракизм. Он предал того, к кому должен был относиться как к брату. Но у Лайэма никогда не было брата. Не было ничего, что можно было назвать семьей. И так будет всегда: никакой долгосрочной любовной связи и, разумеется, никакого брака. Карьера была и всегда будет на первом месте. Это единственная константа в его жизни, источник наибольшего удовлетворения. Что вовсе не означало, что он не любил секс.
