– Похоже, эта свадьба будет великолепной, – сказала Виктория.
– Обязательно, – вдруг вздохнул он. – Так что тебе лучше вернуться к каллиграфии.
После того как он повесил трубку, Виктория еще несколько минут сидела, приложив телефон к уху. Этот вздох – из-за свадебной сцены? Из-за Орелии?
Ее сердце заныло.
Через несколько часов Лайэм позвонил в очередной раз, чтобы услышать ее голос, который так возбуждал его, даже по телефону.
– Я думаю, ты должна отвлечься на двадцать минут и прийти ко мне, – сказал он, как только Виктория ответила на звонок.
Он хотел заманить ее. Добиться женщины, которая сводила его с ума одним лишь взглядом. Правда, сейчас было не самое удачное время. Он не хотел, чтобы кто-то из них потом сожалел об этом, но подходящий момент наступит уже очень скоро.
– Двадцать минут? – Викторию это ничуть не впечатлило. – Это все, что ты хочешь?
Он усмехнулся. Ему хватило бы и двух минут, учитывая состояние, в каком он находился. Честно говоря, сейчас он согласился бы на что угодно.
– Для начала, – поправился он. – А потом мы могли бы провести вместе и остаток ночи.
– Ты что, напился?
– Ты сама знаешь, что нет. Зачем пытаться игнорировать тот факт, что джинн уже вылетел из бутылки?
– Придумай что-нибудь другое, – отрывисто ответила она. – Это клише на меня не действует.
Он рассмеялся:
– Когда ты успела так ожесточиться?
– Я уже сказала тебе, что я наконец-то повзрослела.
Раньше она была такой милой, мягкой. Она должна была быть такой – ее родители требовали совершенства. Лайэму было любопытно, чем все это закончилось для Виктории.
– Как твои родители? Ты с ними видишься?
Она ответила не сразу.
– Время от времени.
Ее ответ был слишком дипломатичный, слишком сухой.
– Они недовольны тобой и Оливером?
– Очень.
Он был готов держать пари, что они винили ее.
Оливер как-то рассказал ему, что у Виктории была сестра, которая еще подростком убежала из дома. Абсолютная бунтарка, она влюбилась в человека не своего круга. Поэтому теперь у них не могло быть с ней ничего общего. Сестра стала персоной нонграта – ее имя никогда не упоминалось, воспоминания о ней были запрещены. А потом Лайэм наблюдал за Викторией – видел, как она уступала, подчинялась, улыбалась и повиновалась. Всегда слишком боялась раскачать лодку. И все это чертовски его раздражало. Его раздражение усилилось при мысли, что родители обвиняют ее в том, что их брак с Оливером распался. Но он не мог удержаться и задал ей последний вопрос:
