— Какой глупый. Какой грязный. Какой смешной, Дэн!
Он сел (скорее плюхнулся) на торчащий из воды плоский камень. В голове, будто невидимый страх на башнях Тан-Унратена раскачивал колокол, билось (и то был ее голос): «Дэн, Дэн, Дэн!» Тело его, откликаясь на одному ему слышимый ритм, слегка покачивалось из стороны в сторону. Струйки воды (так похожие на пряди ее волос) катились по лицу, плечам, забирались за шиворот.
«Какой глупый, какой грязный, какой смешной… Дэн. Его имя. А что в этом странного? Пожалуй что и ничего».
«Она другая, другая она…»
«А может быть, я ее тогда… — вдруг подумал унрит. — Все-таки это было бы…»
— Хорошо, — хмыкнул унрит.
Он понемногу приходил в себя. «Великие боги, какая сырость! Сохни теперь весь день. В мокрых сапогах далеко не уйдешь». Поднявшись, Дэн вылез из сверкающих струй и устроился на берегу. Стянул сапоги и вылил из них воду. Положил на прогретый камень. С тоской подумал о том, как задубеет теперь кожа. «Не пройдет и хоры, и я натру себе ноги. Надо будет раздобыть аскиса», — подумал унрит. Жир зверька, как ни что иное, подходил для смазки сапог.
Вдоволь наплескавшись в холодных струях, девушка вылезла по другую сторону водопада и подставила жарким лучам облепленную капельками воды белоснежную кожу. Ее одежда болталась (дул легкий ветерок) на ветках приземистой хореолы. «Вот нарассказывали», — подумал унрит. Каждый раз, когда кто-либо подходил к красивым золотистым деревьям, у него неприятно ныло сердце. «Оставь эти мысли, Дэн. Магр еще только начинается, а ты на взводе. Нервы — плохой советчик. Ты никогда не видел настоящей хреллы. Ты только слышал о ней. Что ж, теперь будешь шарахаться от каждого куста?»
Рука Мириллы, она поправляла упавшую на глаза прядь волос, слегка задела золотистую листву. Унрит напрягся — кто угодно, только не она! Но ничего не произошло. Девушка осталась девушкой, а потревоженная ветка ответила нежным шелестом. Дэн облегченно вздохнул. Он зачем-то махнул девушке рукой, но она не обращала на него никакого внимания.
«Хорошего понемногу. Так-то, Дэн».
«Я должен поговорить с ней. Мы еще могли бы бежать».
«Она не поймет. Ты же знаешь — она не поймет».
Чувства никогда не обманывали его. А пустые разговоры ни к чему. Слишком прекрасно было это утро, чтобы разрушать его неведомыми опасностями Магра и его подозрениями. Увы, пока всего лишь подозрениями — ничто в поступках «капюшонов» не подтверждало их. Напротив, это он выслеживал, он убивал, он ненавидел неведомо за что. «Однако иду-то я не по своей воле, а?» «Ей-то какое дело?»
