Федорчук весело завозился, устраиваясь на скамейке. Затолкал сумку под крышку на парте. Деловито шепнул:
— Поезд прибыл по расписанию…
— С приездом, — тем же тоном отозвался Костик. — А ты откуда приехал? Или здешний, только не из нашей школы?
— Я в разных местах жил. И здесь, и в других городах. А до войны в Севастополе.
— Ух ты!..
— Но мы оттуда уехали сразу, как началась война. Отца и еще нескольких человек эвакуировали на здешнюю судоверфь, помогать в строительстве торпедных катеров.
— Вот это да!..
— Может, ты слышал про это строительство?
— Да про него все слышали, хотя считается, что военная тайна…
— Мой дядюшка говорил, что первый катер, который ворвался в Севастопольские бухты, когда освобождали город, был здешней постройки.
— Вот этого я не слыхал! Неужели правда?
— А почему бы и нет? Хотя кто знает, может, дядюшка и наплел. У него это бывает, когда малость заложит за воротник…
Федорчук замолчал, будто одернул себя: не слишком ли много сказал? Неловко сделалось.
Елена Львовна опять вмешалась вовремя:
— Если новичок будет с первой минуты болтать с соседом, добром это не кончится… Все достали тетради по арифметике. Небольшая самостоятельная работа.
— У-у-у! — привычно завыл четвертый «А». — Каникулы же завтра, четверть кончилась!..
— От того, что она кончилась, знания у вас не стали лучше. Марченко, Рамазанову и Райнису я с трудом натянула четвертные тройки с минусом, поэтому нечего голосить…
Оказалось, что Костик Удальцов и Валька Федорчук похожи друг на друга не только снаружи, но и «внутри». У обоих был спокойный характер, оба любили книжки про корабли и не любили драться. Но Костик из-за этой нелюбви считался человеком смирным и даже боязливым, поэтому не раз терпел «доводилки» от одноклассников. («Удалец-молодец, вот пришел тебе капец!») А Валька за счет своей чемпионской игры в «жоску» сразу обрел авторитет.
Но главную известность и уважение четвероклассник Валька Федорчук заработал не из-за «жоски». Скоро выяснилось, что он — «человек из цирка».
Местный цирк выступал в родном городе только в теплое время — где-то с мая по октябрь. Когда приходили холода, он уезжал в города покрупнее: Свердловск, Омск, Челябинск, а то и совсем в дальние края. Дело в том, что в Турени здание цирка не годилось для зимних гастролей. Было оно деревянное. Обширное, с высоким куполом, солидным фасадом, но ветхое, щелястое, продуваемое всеми ветрами. Не для акробатов, одетых в спортивные костюмы, и не для танцовщиц на проволоке в их балетных юбочках. Да и зрители в такое неуютное время ёжились и пускали изо рта колечки пара. И все же у цирка было свое гордое название: «Туренский госцирк». Фанерные метровые буквы этого названия гордо торчали над фасадом, а где-то с середины марта на заборах и афишных тумбах начинали пестреть афиши: они извещали о близком начале нового сезона.
