— Ваше, бегство в Англию было удивительным, пан Фидлер.
— Но я бежал не в Англию, — устало возразил он. — Я просто бежал, подальше и, между прочим, совсем в другую сторону, мне было все равно, лишь бы вырваться, Это было ужасно — сотни раз я думал, что погибну от голода, от усталости, от отчаяния… Не понимаю, как я выдержал. На пароход меня взяли прислугой за все.
Если верно, что на антигосударственную деятельность соглашаются отнюдь не по идейным соображениям, а только ради корысти, этот странный Бедржих Фидлер был белой вороной. Вот за его сыночком я не подозревал ни идейных, ни сентиментальных мотивов. Даже на фотографии он выглядел совсем не таким человеком.
— С каких пор являетесь вы владельцем загородной виллы, пан Фидлер?
— Она у меня давно, — с овечьим терпением отвечал тот. — С сорок пятого года. Досталась за гроши. Кое-какие деньги я привез с собой, да и здесь хорошо зарабатывал на продаже немецких фотоаппаратов. Американцы на них так и набрасывались, а я умел их доставать. Дача первоначально принадлежала некоему коммерсанту еврейской национальности. Потом ею завладел какой-то Treuhändler[3]. Когда народ прогнал его, Национальный комитет продал дом мне, как выморочное имущество, так как еврей-коммерсант и вся его семья погибли в Освенциме. Я, видите ли, хотел, чтобы Арнольд побольше был на свежем воздухе. Но мальчик отличался строптивым нравом, озорничал и ни одна гувернантка с ним долго не выдерживала. Он жаловался мне на всех, а я корил их за излишнюю строгость, ссорился с ними… Теперь я вижу, что поступал дурно. Я портил сына.
— Вы всегда исполняли все его желания и прихоти?
— Всегда. Ни в чем ему не отказывал.
— А он с годами становился все требовательнее.
— Да. Это так. Моя вина.
— Постепенно у вас и с деньгами стало туговато.
— Я отказывал себе во всем, только бы…
— Понятно. И на мотоцикл он, конечно, не сам скопил.
Бедржиху Фидлеру было тяжко. Он нервно двигал бровями. Ответил не сразу.
— Сначала я купил ему велосипед, потом уж мотоцикл. Ему ведь еще не было восемнадцати, и он не мог получить права.
— И какое-то время ездил на своей «Яве» без прав.
— Да, — уныло сознался Фидлер.
— И с дачи он вас, в сущности, выставил, правда?
— Он не выносил, когда я бывал там. Мне-то все равно, я…
— Давали вы ему деньги?
— Кое-что он зарабатывал сам. — Все эти признания явно угнетали Фидлера.
— Если выразиться точнее, пан Фидлер, в ателье ему кое-что выплачивали под видом заработка. Так?
