Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая | страница 73




Егор рассказывает сказку малышам, они открыли рты и забыли про печенье, им нравится история и идея быть побратимом со всем и всеми, не отделяться от всего, что вокруг, не консервировать себя на поверхности сознания, а бесстрашно нырять глубже и жить оттуда, где мы «одно». Малыш от рождения соотносит себя сразу со всем миром: он и свет, и птица, и море, и ветер, и мифическое существо, и котенок, и рыбка, и все те, кто гибнет и страдает — тоже он… Детей, чутких к истинной реальности, рождается все больше, стоит дать им путеводный клубок, и они сами придут куда надо, без догм и правил, в них неискоренима потребность чувствовать буквальность вечности. Малыши вообще не знают о своей конечности, для них границ нигде нет и единственное, почему они здесь, в этом месте времени и пространства, это необходимость быть рядом с теми, кому они принадлежат своим единством, держит тут только любовь…

Слушать истории под текучий голос Егора я могу хоть тысячу следующих лет, так он меня успокаивает и примиряет с тем болезнетворным, что не дает дышать. И его голос уже не здесь, звучит эхом в моих мирах — знакомый, близкий, основополагающий звук, как первое движение и знание, он толкает вперед, когда я уже не могу никого спасать, он заставляет меня «быть». Этот голос как душевный раскат — не дает мне спать, прятаться в себе, тащит и тащит наружу от самой себя, той глубокой, которая стремится затянуть меня обратно. И я остаюсь «наверху», в гуще физической жизни… и готова быть тут снова и снова: где его голос, там и я. Приросла я к пню на котором устроилась, стала его отростком, и так мне это по нутру — быть частью живого духа тайги, но дети уйдут, и я заскучаю, затоскую по их искрам и счастьем брызгающим мечтам, не могу я без них. Подняла себя с трудом, обошла Егора, похлопав его по спине, мол, «не прерывайся, я пошла», он мне руку пожал в ответ, и я поплелась в гору за холмы и, конечно, на «Черную скалу».


Намеренно обошла все предупредительные заграждения и по пологому склону пробираюсь, выше и выше; почему меня так нестерпимо тянет наверх, куда-нибудь, где небо «рукой достать» и так просто потрогать горизонты? Когда открывается такой исполинский панорамный вид, будничное кажется не просто мелочным, а несуществующим по равенству с такой пространственной безмерной перспективой. Протягиваю руку и трогаю «Красную Горку», что раскинулась через долину напротив, она сейчас вся в моей ладони, и если смотреть с этой точки на тот день, когда «Гелен Аму» перестанет быть сказкой для детей, а станет реальностью, я держу руку на этом самом месте, где стоит этот город, его башни и храмы видны далеко и только кажутся миражем; каждый, кто живет сегодня, является частью этого миража…