Мужское воспитание | страница 40
— Пожалуйста, — буркнул я. — То говори, то молчи…
— Не смей хамить матери, — сказал отец.
Я и сам понимал, что грублю, и грублю напрасно, зря, но уже не мог остановиться. И правда, разве я был виноват в отцовских неприятностях? Разве я ездил в Москву? Разве я не попал в академию? Разве я сдавал экзамены? Почему, когда я приношу двойку, никто мне не говорит: «Не трогайте его, не беспокойте, у него и так неприятности в школе…»
— Могу и совсем не разговаривать! — сказал я.
— Убирайся к себе в комнату! — крикнула мама. — И подумай как следует о своем поведении!
Вообще мама нередко кричит на меня и говорит всякие ругательные слова, не церемонится со мной, но и отходит, успокаивается потом быстро, а вот отец, если рассердится, это хуже, это надолго.
Я посмотрел на отца — не скажет ли он еще что-нибудь. Но он молчал.
Тогда я пожал плечами и пошел к себе в комнату.
Я взял с полки веселую книгу про капитана Врунгеля и стал читать. Может быть, я и правда бесчувственный человек, как говорит иногда моя мама, но сейчас не хотелось мне думать ни о чем серьезном.
Я слышал, как в соседней комнате совсем тихо, почти шепотом, разговаривали между собой мои родители. Наверно, советовались, что делать со мной дальше.
4
Не успел я выскочить на большой перемене из класса, как столкнулся с нашей пионервожатой Людой.
— Серебрянников, — сказала Люда, — ты не забыл?
— Что? — спросил я.
— Как что? Пригласить своего отца! Мы же договаривались!
Только этого мне сейчас и не хватало!
Я, и верно, совсем забыл. Времени-то прошло дай бог сколько! Это еще в прошлом году мы придумали — приглашать на наши сборы по очереди своих родителей. И пусть каждый расскажет самую интересную историю из своей жизни. Я тогда кричал громче всех, я даже не против был, чтобы мой отец выступал самым первым. Не мог же я тогда знать, что все так обернется.
— Он не может, — сказал я Люде.
— Почему это?
— Потому что не может, — повторил я. — Он сейчас очень занят.
— Но мы же договаривались!
— Мало ли что договаривались! А теперь у него есть дела поважнее, понятно?
— Понятно, Серебрянников. Это несерьезный разговор, — тоном учительницы сказала Люда. — Я сама поговорю с твоим отцом.
— Пожалуйста! — Я пожал плечами. — Никто не запрещает.
Вот как все получалось теперь — шиворот-навыворот. События, которых я раньше ждал бы с нетерпением и радостью, теперь приносили мне одни огорчения, стыд и неприятности.
Я был уверен, что Люда не доберется до моего отца, постесняется его беспокоить, но она оказалась настойчивей, чем я думал.