Таня промолчала. Она и сама уже несколько раз звала Генку к себе, но он все отнекивался: то телевизор, то футбол, то еще что-нибудь: все некогда. Раньше только от взрослых Таня слышала это слово — «некогда».
«А может быть, это только отговорка, — неожиданно подумала Таня, — может быть, из-за отца он не хочет…»
О Генкином отце в доме Федосеевых при Тане никогда не говорили, а сама она не решалась спрашивать: почему-то ей казалось, что здесь наверняка кроется какая-то тайна… Стоило ей только подумать о нем, и сразу перед глазами возникал так испугавший ее человек на костылях, со свежей царапиной на щеке…
Может быть, именно поэтому Генка не заходит к ним? Может, он что-то знает? И все знают, только не хотят ей говорить?
Особенно запомнился Тане один случай. Как-то в воскресенье они втроем, всей семьей, возвращались из кино. Фильм был веселый, и теперь все, перебивая друг друга, вспоминали самые смешные места и снова начинали смеяться:
— А этот-то, этот… длиннолицый…
— А как он в воду… бух!
— А собака, помнишь? Его за штаны!.. Ха-ха-ха!
Больше всех, конечно, смеялась Таня.
И вдруг впереди, на углу, она увидела Генкину мать. Ольга Ивановна стояла у входа в магазин с авоськой в руке и разговаривала с какой-то пожилой женщиной. Таня хотела было рассказать ей, какой смешной фильм они видели, пусть Генка обязательно сходит, но папа и мама прошли мимо не останавливаясь, только поздоровались, и Ольга Ивановна коротко кивнула им в ответ, а пожилая женщина, ее собеседница, быстро взглянула на Таниного отца и тут же отвела взгляд.
Они пошли дальше и снова начали говорить о фильме, но почему-то прежнего веселья уже не получалось, разговор быстро увял.
Отчего они не остановились, как обычно, хоть на минутку поговорить, как останавливаются всегда, когда встречают на улице знакомых? И почему так странно взглянула на отца эта женщина — словно узнала его, но нарочно сделала вид, что они незнакомы? А может быть, все только показалось ей, может быть, виновато ее воображение?
Но все-таки эта встреча осталась надолго у Тани в памяти. И теперь всё вместе — и встреча эта, и давнишний подслушанный разговор, и упорное нежелание Генки заходить к ним — все вырастало в одну тайну, о которой она не решалась говорить со взрослыми…
— Видишь ли, Таня. — Мамин голос продолжает звучать ровно и спокойно, как голос учительницы Анны Леопольдовны, когда она объясняет трудный урок. — Ты уже взрослая девочка и должна понимать, что, если девочка все время ходит в дом к мальчику, это уже становится, ну, как бы тебе сказать, ну, не совсем удобно, что ли… Я, конечно, не хочу сказать, что думаю что-нибудь плохое, нет, избави боже… Но ведь никому неизвестно, что думает мать Гены Федосеева, его сестра…
