Он хмурится.
— И ты утверждаешь, что все еще девственница?
— Да.
— Сохраняла себя для кого-то особенного, не так ли? — его тон раздражает.
— А это имеет значение? — ее ногти впиваются в кожу, когда она сжимает кулак.
Его глаза поблескивают.
— Нет, я полагаю, нет, — он замолкает. — Как я узнаю, что ты не обманываешь?
Лана сглатывает. Вкус ее унижения — горький.
— Я могу пройти какие-нибудь медицинские тесты, если вы потребуете их от меня.
Он смеется.
— Нет необходимости. Нет нужды, — отказывается он. — Кровь на простыни будет достаточно для меня.
Когда он произносит эти слова, кровь стынет в жилах у Ланы.
— Все отверстия на продажу?
Ох! жестокий мужчина. Что-то умирает внутри ее, но она вспоминает образ своей матери, и отвечает четко и уверенно:
— Да.
— Итак, все, что осталось, это пересмотреть цену?
Лана пытается остановить себя, чтобы не испытывать отвращения к нему. Сейчас она понимает, что ее долг выбрать два из девяти основ поведения ее матери, предупреждающей ее всегда учитывать и брать во внимание, стоящий результат, даже если тебе придется его получить, сделав что-то презираемое другими. Она рассчитывает на щедрость жмота, и она внутренне сказала сама себе, что ей нужен этот противник.
— Цена не подлежит обсуждению.
Его взгляд многозначительно скользит к ее бокалу шампанского.
— Мы сходим на эту вечеринку сначала, а позже обсудим сделку, когда ты будешь в более хорошем настроении?
Лана понимает, что он попробует снизить цену, если она будет пьяна.
— Цена останется прежней, — твердо говорит она. — И нужно будет сначала заплатить.
Он заискивающе улыбается.
— Я уверен, что мы придем к какому-то соглашению, и оба будем счастливы.
Лана хмурится. Она была наивной. Ее план поверхностный и не имеет возможности для смены неприятного клиента или снижения цены. Она слышала слухи, ходившие в ее офисе, в котором работала в качестве временного секретаря, что ее босс был одним из тех мужчин, который готов заплатить в легкую десять тысяч фунтов за свои удовольствия и делал это довольно таки часто, но она никогда не думала, что он унизиться до торгов.
В то время пока Руперт набивает себя сыром и печеньем, она извиняется и отправляется в дамскую комнату. Там находится единственная женщина, стоявшая перед зеркалом. Она мельком смотрит на Лану со смесью зависти и отвращения. Лана ждет, пока та не уйдет, и звонит маме.
— Привет, Мам.
— Где ты, Лана?
— Я все еще в ресторане.
— Когда ты приедешь домой?
