О, мед воспоминаний | страница 32
24
Особенностью кухни была сизая кошка, которая вихрем проносилась к форточке,
не забывая куснуть попутно за икры стоявшего у примуса...
Окно в желтой комнате было широкое. Я давно мечтала об итальянском окне.
Вскоре на подоконнике появился ящик, а в ящике настурции. Мака сейчас же сочинил:
В ночном горшке, зачем — бог весть,
Уныло вьется травка.
Живет по всем приметам здесь
Какая-то босявка...
„Босявка" — южнорусское и излюбленное булгаковское словечко. У них в семье
вообще бытовало немало своих словечек и поговорок. Когда кому-нибудь ( а их было
семь человек детей) доводилось выйти из-за стола, а на столе было что-нибудь вкусное,
выходящий обращался к соседу с просьбой: „Постереги".
47
Вся эта команда (дружная, надо сказать) росла, училась, выдумывала,ссорилась,
мирилась, смеялась...
Взрослела команда, менялось и озорство, расширялась тематика. В юношеском
возрасте они добрались и до подражания поэту Никитину: „Помоляся богу, улеглася мать.
/ Дети понемногу сели в винт играть"...
Юмор, остроумие, умение поддержать, стойкость — все это — закваска крепкой
семьи. Закваска эта в период особенно острой травли оказала писателю Булгакову
немалую поддержку...
Наш дом угловой по М. Левшинскому; другой своей стороной он выходит на
Пречистенку (ныне Кропоткинскую) № 30. Помню надпись на воротах: „Свободенъ отъ
постоя", с твердыми знаками. Повеяло такой стариной... Прелесть нашего жилья состояла
в том, что все друзья жили в этом районе. Стоило перебежать улицу, пройти по
перпендикулярному переулку — и вот мы у Ляминых.
Еще ближе — в Мансуровском переулке — Сережа Топленинов, обаятельный и
компанейский человек, на все руки мастер, гитарист и знаток старинных романсов.
В Померанцевом переулке — Морицы; в нашем М. Левшинском — Владимир
Николаевич Долгорукий (Владимиров), наш придворный поэт Вэдэ, о котором в Макином
календаре было записано: „Напомнить Любаше, чтобы не забывала сердиться на В. Д.".
Дело в том, что Владимир Николаевич написал стихи, посвященные нам с Макой и
нашим кошкам. Тата Лямина и Сережа Топленинов книгу проиллюстрировали. Был там
нарисован и портрет В. Н. Он попросил разрешения взять книжку домой и дал слово, что
не дотронется до своего изображения. Но слова не сдержал: портрет подправил, чем
вызвал мой справедливый гнев.