чтениях я не видела.
Этим я напоминаю о том, что жадного тяготения к поэзии у М. А. не было, хотя он
прекрасно понимал, что
37
хорошо, а что плохо, и сам мог при случае прибегнуть к стихотворной форме.
Помню как-то, сидя у Ляминых, М. А. взял книжечку одного современного поэта и прочел
стихотворение сначала как положено — сверху вниз, а затем снизу вверх. И получился
почти один и тот же смысл.
— Видишь, Коля, вот и выходит, что этот поэт вовсе и не поэт, — сказал он...
19
...Просыпаясь в Коктебеле рано, я неизменно пугалась, что пасмурно и будет
плохая погода, но это с моря надвигался туман. Часам к десяти пелена рассеивалась и
наступал безоблачный день. Длинный летний день…
Конечно, мы, как и все, заболели типичной для Коктебеля „каменной болезнью".
Собирали камешки в карманы, в носовые платки, считая их по красоте „венцом творенья",
потом вытряхивали свою добычу перед Максом, а он говорил, добродушно улыбаясь:
— Самые вульгарные собаки!
Был низший класс — собаки, повыше — лягушки и высший — сердолики.
Ходили на Кара-Даг. Впереди необыкновенно легко шел Максимилиан
Александрович. Мы все пыхтели и обливались потом, а Макс шагал как ни в чем не
бывало, и жара была ему нипочем. Когда я выразила удивление, он объяснил мне, что в
юности ходил с караваном по Средней Азии.
Кара-Даг — потухший вулкан.
...И недр изверженных порывом,
Трагическим и горделивым —
Взметнулись вихри древних сил...
Такие строки у Волошина.
Зрелище величественное, волнующее. Застывшая лава в кратере — да ведь это
же химеры парижской Нотр-Дам. Как сладко потянуло в эту живописную бездну!
— Вот это и есть головокружение, — объяснил мне М. А., отодвигая меня от края.
Он не очень-то любил дальние прогулки. Кроме Кара-Дага мы все больше ходили
по бережку, изредка, по мере надоб-
38
ности, купаясь. Но самое развлекательное занятие была ловля бабочек. Мария
Степановна снабдила нас сачками.
Вот мы взбираемся на ближайшие холмы — и начинается потеха. М. А. загорел
розовым загаром светлых блондинов. Глаза его кажутся особенно голубыми от яркого
света и от голубой шапочки, выданной ему все той же Марией Степановой.
Он кричит:
— Держи! Лови! Летит „сатир"!
Я взмахиваю сачком, но не тут-то было: на сухой траве здорово скользко и к тому
же покато. Ползу куда-то вниз. Вижу, как на животе сползает М. А. в другую сторону. Мы
