Огонь факелов как бы дохнул ему в лицо. Вспомнился остро запах стрелецких сапог, запах их потных тел, орущих лиц. Все завертелось перед глазами Петра. Копья смотрят прямо на него… Летит дядя Нарышкин на копья, борода растрепана…
— Государь, государь! — дергает его за руку Елена.
Едва заставил себя улыбнуться. Ну, погодите, Федька Шакловитый да подьячий Шошин, да звери Милославские, да царевна-правительница Софья и ее «мил сердечный друг Вася», князь Голицын, Васильев сын. Сорвались звери с цепи, кровь почуяли…
Шум и галдеж все разрастались. Степенные, пожилые обитатели Кукуя заперлись в своих домах, за толстыми стенами. Что это? Откуда? Крики, вопли, топот, зловещие огни факелов на улицах, блеск копий. Откуда на тихих слободских улицах вдруг появилась пьяная стрелецкая ватага? Куда ворвутся первые убийцы? Молодежь с оружием выбегала на улицы, во тьму. Сбивалась в кучки, слушала.
— Изведем оборотня! — слышались неистовые вопли. — Младшим царем прикинулся, черную смерть пущает!
— Долой Нарышкиных! Перебьем всех, чтобы на семя не осталось!
— На копья их! Милославские нам милы!
— Ищите оборотня, забьем его!
Крики, сливаясь в один общий гул, слышались все ближе и ближе. Петр решился на что-то ужасное. Это было видно по его лицу.
— Государь великий! — кинулся к нему Павел Карелин. — Доверься мне, я укрою тебя!
Царь не шевельнулся, только его рука все крепче и крепче сжимала рукоять ножа.
— Государь, — мягко сказала Анна, — безрассудство не есть геройство… Вы слышите, что кричат там? Вы будете убиты, прежде чем подоспеют наши алебардисты. Я хочу, чтобы вы жили… Идемте!
Она смело схватила молодого царя за руку и повлекла за собой.
Петр не сопротивлялся, он покорно следовал за Анною, с восхищением глядя на нее, длинные ноги его цеплялись за ковры и пороги. Совсем мальчишка!
— Я буду прикрывать! — воскликнул по-немецки Павел. — И мы убережем его.
Дверь закрылась. Елена стала действовать: спешно погасила огонь в кабинете, спрятав пред этим скелет. Сердце молодой девушки билось: она прекрасно понимала, какая страшная опасность грозит пасторскому дому в эти мгновения, но раздумывать было уже некогда. В одну ночь могли сломаться многие судьбы — и малые, и великие. И виною тому — любовь боярского сына Михаила, что дерзок нравом, необуздан в порывах и горд духом. Он весь в отца. Боярин Родион Лукич тоже удержа не знал, когда попадал под власть какого-нибудь чувства — любви или ненависти. А полюбил юную Елену Фадемрехт Михаил и что ему теперь царь, что народ, что отец… Для него Петр теперь не помазанник Божий, не царь московский, а соперник в любви, ровня ему. А раз так — созывай, веди на Кукуй-слободу, спасай милую!
