Тем не менее работавшие в комнате 39 выглядели и вели себя так же, как сотрудники любого другого учреждения: десять, а то и пятнадцать человек всегда здесь или названивали по телефону, или горячо обсуждали что-нибудь, диктовали, рассматривали документы, делали памятные заметки на карточках из плотной бумаги и рассовывали их по различным картотекам. «Помните, — писал бывший личный секретарь начальника морской разведки автору биографии Яна Флеминга, — все мы были там заядлыми писарями». И действительно, комната 39 — большая, неуютная, со стенами, выкрашенными кремовой краской, — судя по тому, что «входило» в нее и что «выходило», скорее всего, была похожа на редакторскую комнату большой ежедневной газеты. Иногда она становилась похожей на курительную комнату какого-нибудь клуба. Если было точно известно, что начальник управления отсутствует и в его кабинете — соседней комнате (комнате 38) нет никого, кто мог бы нажать на кнопку звонка или выглянуть с нахмуренными бровями из обитой войлоком двойной двери в углу, то перед большим мраморным камином и стоящими около него железными ведерками с углем собиралась небольшая группа сотрудников, чтобы поболтать о поступивших за минувший день шифровках с запутанной, тревожной, а иногда и весьма удручающей информацией. Никто в этой группе не пытался играть роль старшего; начальника в комнате 39 не было. Офицеры королевского флота, работавшие в этом отделе, давно уже отказались от попытки разыгрывать из себя каких-то особых персон секретной службы, которых многие называли в шутку «обитателями зоопарка». Да и в самом деле, если не считать некоторых, весьма секретных дел, в которые был посвящен ограниченный круг лиц, все офицеры здесь ничем не отличались от множества других. Большую часть старших офицеров подбирал сам начальник управления; если некоторые из них попадали в 17-й отдел разведывательного управления и в комнату 39, то это вовсе не означало, что они получали какие-то особые права и привилегии, скорее наоборот, работать им приходилось больше, чем другим.
В комнате 39 работали очень напряженно, ибо человек, сидевший в течение первых трех лет войны за обитой войлоком дверью — контр-адмирал Годфри, — был требовательным, любознательным, энергичным, а временами даже раздражительным и безжалостным начальником. Подобно водителю гоночного автомобиля, мчащегося вслед за остальными, он никогда не считал опасным или неучтивым нажать на акселератор; обладая острым и проницательным умом, он требовал таких же качеств и от других. Годы успешного командования такими кораблями, как «Кент» и «Рипалс», не прошли для него даром. Создав отдел, разработав для него задачи и наметив общий план действий, Годфри считал, что о деталях должны позаботиться подчиненные. Они обязаны, не беспокоя его, сделать все необходимое, и не иначе, как с характерной для него самого щепетильностью и аккуратностью. Проблема, которая вчера подлежала решению в первую очередь, могла рассматриваться им сегодня как требующая наименьшего внимания. Поэтому если в управлении допускались какие-нибудь промахи или проволочки, то взрыв негодования безо всякого предупреждения чаще всего раздавался в комнате 39. Ян Флеминг (личный помощник), сидевший за ближайшим к обитой войлоком двери столом, или Тэд Меррит (личный секретарь) принимали на себя первый удар; для этого они там и сидели; однако никогда не было так, чтобы волна от взрыва не прокатилась по всей комнате и дрожь не охватила всех ее обитателей.
