"Истеричка... типичная истеричка... и хорошо, очень хорошо, что не вовлек я ее в подпольную работу... Могла бы в трудный момент выдать, натворить бед, пустить под откос всю организацию", - слушая возбужденный голос Глафиры Савельевны, думал Горбяков.
- Встань, Глаша, и сядь вот сюда, - твердо сказал Горбяков, соображая, как сделать так, чтобы не восстановить ее против себя и в то же время обезопасить свою тайную работу на революцию и партию.
Глафира Савельевна села на стул, все еще всхлипывая и заслоняя мокрое лицо батистовым надушенным платком.
- Слушай-ка, Глаша, что я тебе скажу: каждый живет как может и как хочет. Желающий бороться найдет поприще, где кжшт борьба. Жаждущий покоя обретет его. Ты поступила так, как велела тебе твоя совесть.
- Велела совесть?! А если эта совесть грызет меня и день и ночь! Что мне делать, Федя?! Что делать? - Глафира Савельевна сомкнула руки, закинула их за голову.
Горбяков не спешил с ответом.
- Что делать? - сказал наконец он после долгого молчания. - Жить, Глаша, жить дальше, быть человеком. А быть человеком можно ведь в любом положении.
В твоем также. Разве не люди окружают тебя? Разве они не нуждаются в помощи? Ты сама хватила горького до слез и знаешь, как дорого участие другого, когда жизнь ломает твою судьбу, когда несчастье гнетет тебя...
Поглядывая на Глафиру Савельевну, Горбяков видел, как светлеет ее лицо, как оживают глаза и дыхание становится более спокойным. Он говорил и говорил, стараясь, чтобы в ее сознании навсегда запечатлелось этакое необозримое благолепие и христианское человеколюбие, источающееся из его души. Ведь в прежних своих беседах с ней он слишком много высказал таких мыслей, которые не оставляли сомнения в его общественных идеалах: он революционер, он без устали с заступом в руках копает этому старому миру могилу. Теперь требовалось несколько нейтрализовать свои суждения, окрасить их в расплывчатую формулу сочувствия страждущим и обездоленным, но и не оттолкнуть женшину, не подорвать ее искреннего расположения к себе.
Как-никак, живя в дружбе да согласии с ней, он мог рассчитывать, ну если не на прямую помощь, то на косвенное участие в некоторых делах. Даже знать ему, что делается в поповском доме, какие стекаются туда вести с разных точек обширного края, отнюдь не мешало!
- Ты знаешь, Глаша, я доволен, что перестала ты быть бобылкой, живешь в тепле, в холе. А нервишки твои мы подлечим. Я тебе дам микстуру: валериановый корень, красавка, ландыш. Попей. Честное слово, поможет...
