— Бронхит? — спросил я.
— Эмфизема, будь она неладна! — прохрипел. Епифанов. — Щас пройдет… Ну, вот отпускает, кажись. Щас…
Он снова закашлялся. Наконец, смахнув ладонью слёзы, сказал:
— Пишите. Фамилия моя — Епифанов. Звать — Митрофан Игнатьевич!
— Это мы уже знаем, — усмехнулся Пискунов. — Когда вы приехали на станцию Гора?
— Недавно, — Епифанов испытующе посмотрел на Пискунова. — А разве свобода передвижения карается законом?
— Не надо утрировать, — предупредил Ханов. — Зачем вы сюда приехали?
— На работу…
— В церковь?
— Нет, — криво усмехнулся Епифанов. — Документы я потерял. А может, сперли… Куда я без документов? Пошел бродить по городу. Смотрю, храм божий! Дай, думаю, зайду… Зашел… Тепло. Тихо. А тут эта… Мигалева. Ну и излил ей душу. Пожалела. Работенку нашла. Жилье…
— Много берет? — спросил Пискунов.
— За что? — вскинул брови Епифанов.
— За квартиру…
— Четвертак в месяц, плюс за еду.
— Что вас связывало с гражданином Красноперовым по кличке Кривой? — спросил я.
— А, Витька! — немного растерялся Епифанов, и эта растерянность гримасой неудовлетворенности отразилась на его лице. Вопрос попал в точку.
— Да, да. Витьку, — подтвердил Ханов.
— Познакомились с ним случайно, — нехотя ответил Епифанов. — Забрел как-то в пивную. Вот там и встретились.
— И часто вы встречались?
— Раза три… Не помню…
— При обыске у вас нашли драгоценности и деньги. Имеют ли они какое-либо отношение к вашей связи с Красноперовым? — Я умышленно подводил Епифанова к этому вопросу. Теперь-то, после допроса Сидорова, нам было абсолютно ясно, откуда у Епифанова золотые кольца, перстни и деньги, найденные в собачьей будке. Если он начнет все отрицать, то неминуемо поставит себя в безвыходное положение. Если признает свою причастность, то в какой мере и что послужит поводом для столь трудного выхода из сложившейся ситуации?
Епифанов откинулся на спинку стула.
— Эти побрякушки Витька сам спрятал. Буквально на днях, — наконец сказал он.
«Первый неверный шаг, — отметил я для себя. — Если тайник строил Красноперов, то как туда попала финка? Слабое звено в версии Епифанова».
— Когда это было? — спросил Ханов.
— Числа двадцать третьего…
Этот ответ Епифанова мне понравился больше. Он умышленно отодвигал время сооружения тайника, почти вплотную приближая его к дню кражи из универмага. Дальше ехать было некуда, ибо мешала вилка: убийство — кража. О дне совершения кражи Епифанов был информирован точно.
— Тайник строился с вашего согласия? — спросил Пискунов.
