И затем Никит услышал, как застучала, включившись в общий хор, отдельным звонким голосом кирка Рута.
РУТ
Руту раньше не приходилось разбирать подобные завалы. Однако руки делали свое дело, и самому Руту стало казаться, что подобная работа некогда была хорошо ему знакома. В его сознании неожиданно, неизвестно откуда, возникла картина бесконечных, нагроможденных друг на друга глыб у входа в пещеру, которая быстро сменилась воспоминаниями, давними, уже полустершимися, похожими на болезненные сновидения. Сейчас он воспринимал свою прошлую жизнь как чью-то чужую. Собственно, так оно и было. Мог ли он тогда предполагать, Рут, сын Киргора, что торная дорога превратит его в Рута Безродного и приведет в монастырь.
— Рут, Рут… — всплыли из болот памяти слова брата. — Быть тебе убитым гвардейцами…
И вместе с этими словами заворочалось болото и потянуло Рута вниз, в прошлое, на двадцать пять иров.
Да, двадцать пять иров назад, он точно так же перекладывал камни, но только не затем, чтобы откопать, а, наоборот, скрыть трупы людей, убитых его собственной рукой. Обычно они оставляли мертвых хуругам и унратенрам, но иногда, когда не было иных тайных троп, а была лишь одна, та, по которой шел ограбленный караван… приходилось скрывать следы…
«Скрывать следы. Кровь не отмоешь». За двадцать пять иров Рут хорошо понял смысл этой древней поговорки. Загнанный под самое небо собственной ли совестью или той самой несмываемой кровью невинно убитых, в красную, как сама кровь, обитель, он и здесь не находил спасения. И сейчас он не мог смотреть на мертвых монахов, извлекаемых из-под обломков: у них были глаза тех, кого он убил…
Какой мальчишка в семнадцать иров не хочет иметь собственного урра? Он был у Рута. Были и деньги. Рут был младший из шести «братьев», так они себя называли. У «братьев» не было дома, не было и страны. Они переходили тайными тропами из края в край, они были даже в Тиане, они были молоды и любили жизнь. Они грабили караваны как низкорожденных купцов, так и аргенетов, и предметом особенной гордости Рута был высокий, стройный серебристо-серый урр убитого в схватке Светлорожденного.
Неуловимы были братья, ибо убивали всех, от мала до велика. Убивали нехотя, по необходимости, и тех, кто шел с караваном, и тех, кто мог видеть их отряд.
Было и второе правило: не брать тяжелой поклажи, не оставаться на месте, а уходить и три дня нигде не останавливаться. Только ночевки в три-четыре хоры позволяли себе братья после очередного набега. Бесконечными казались Руту эти переходы: один пейзаж сменял другой, словно мимо тянулся разрисованный длинный свиток, а урр стоял на месте, перебирая лапами и отстукивая клангами незамысловатый ритм. Спрятав животных в какой-либо захолустной деревушке, «братья» выбирались в город, а когда кончались деньги, снова выходили на караванную тропу.
