— Мне это напоминает ту картину, что висела на стене у мистера Гарибальди.
Кайден задумчиво трет свой шершавый подбородок.
— Ту, которой он так гордился? И о которой все время говорил?
Я оставляю руки на бедрах, но слегка выпячиваю их вперед и держу ладони раскрытыми, представляя, каково это быть птицей и лететь высоко и свободно.
Он смеется и наклоняет голову вперед, волосы падают ему на лоб.
— Он всем классам рассказывал эту историю?
Я провожу языком во рту, сдерживая улыбку.
— Думаю, это традиция. Так он хвалится тем, что в его жизни было время, когда он не сидел постоянно в классе.
Он откидывает голову назад и постепенно выдыхает.
— Сколько хочешь здесь побыть?
Я пожимаю плечами и поворачиваюсь к утесу.
— Мы можем вернуться, если хочешь.
— Мне не хочется возвращаться, — говорит он, и я молчу. — Или ты хочешь?
Я перевожу взгляд на холмы.
— Мне бы хотелось побыть здесь подольше, если ты не против.
— Абсолютно не против.
Он садится на землю и скрещивает ноги, вытянув их перед собой. Потом он хлопает по месту рядом с собой.
Долгое время я смотрю на него, а потом опускаюсь на землю и тоже скрещиваю ноги. Мои мышцы сжимаются от того, что наши ноги так близки, но я не отодвигаюсь.
— Ненавижу футбол, — признается он, вытягивая одну ногу вверх и кладя руку поверх своего колена.
— Да? — удивленно говорю я. — Почему?
Он проводит пальцем по шраму, тянущемуся на половине скулы.
— Иногда насилие добирается и до меня.
Я опираюсь на ладони.
— Мне тоже не нравится футбол. У него только одна цель, и она заключается в доминировании.
Он смеется, качая головой.
— Так далеко я не заходил, но понимаю твою мысль. Хотя я квотербек, поэтому только бросаю мяч.
Я вожу мизинцем по земле.
— Я знаю, на какой позиции ты играешь и кто такой квотербек. Мой отец — тренер, и поэтому во время ужина мне приходилось слушать повтор каждый игры и тренировки.
— Кстати, твой отец — хороший парень, — заявляет он, бросая на меня косой взгляд. — Мне он нравится.
Я знаю, что не должна спрашивать, но не могу удержаться. Эта мысль беспокоит меня уже многие месяцы с тех пор, как я оставила его после того, как его избили. Я никогда особо не верила, что отец бил его всего один раз. Такая сильная ярость просто так не появляется однажды, а потом не исчезает.
— Кайден, что произошло в тот вечер? Когда я была у тебя дома... и твой отец, ну, когда он бил тебя. Такое происходило раньше?
— Думаю, теперь твоя очередь что-нибудь рассказать о себе, — увиливает он от вопроса, его ладони сжимаются в кулаки, а костяшки настолько белеют, что шрамы на них исчезают.
