Чем ближе мы подходили к эпицентру, тем меньше встречали живых. А потом увидели Рокси, вытаскивающую из завалов, порожденных не волной, а попытками ее остановить, какого-то мужчину.
— Роксана!
А я оглянулась в поисках дочери, но ее нигде не было. Киара обняла дочь и никак не хотела отпускать.
— Рокси, ты знаешь, где Лис?
— Да, когда я ее оставила, она была на втором этаже. Третья дверь направо, ты не пропустишь. Мам, она и правда крутая. Остановила эту больную одним прикосновением…
Я улыбнулась. Да — это моя дочь.
А потом я нашла, наконец, эту чертову дверь и мир рухнул куда-то в бездну.
— Лис, нет, нет, нет…
Я бросилась к девушке, перевернула ее, пощупала пульс. Она дышала. Дышала, а значит, все обойдется. Не может же быть иначе, просто не может.
Я закричала, звала на помощь, чтобы кто-то услышал, пришел, помог. Она будет жить. Обязательно будет.
Что-то капнуло на руку, обнимавшую девочку. Я даже не сразу сообразила, что это слезы. Почему я плачу? Она ведь не умрет. Тогда почему я, черт возьми, плачу?
— Мама…
Она пришла в себя, посмотрела на меня своими серыми, словно дым глазами и попыталась улыбнуться, а из уголка губ потекла кровавая струйка, я вытерла ее рукавом.
— Я здесь, дорогая. Я с тобой. Ты только держись, слышишь? Мы обязательно тебя вылечим. Обязательно.
— Нет. Все слишком плохо. Я чувствую. Это атами, мама.
— И что? Разве от атами умирают?
— Мы… все другие атами не могут нас… только один.
Она закашлялась.
— Скажи Гару, что он не виноват. Я сама…
— Перестань, ты сама ему скажешь все, что захочешь.
— Мы остановили волну?
— Да. Ты всех спасла. Ты настоящая героиня. И я горжусь тобой. Очень-очень. И люблю… я люблю тебя, моя Лис.
— Жаль, что я так и не повидала лиров. В нашем мире их нет.
— Еще увидишь. И один из них обязательно сядет тебе на ладонь, и ты сможешь рассмотреть его поближе.
— Обещаешь?
— Обещаю.
* * *
Побратимы, как и многие другие расы, не хоронят своих погибших, они проводят священный ритуал. Вот и Лису, как и двадцать шесть погибших вместе с ней, завернули в белый саван, символ чистоты и смирения, вознесли на помост и подожгли сухие ветки, которым помост был обложен. Пламя разгоралось все выше и выше под оглушающие звуки барабанов, пока не поглотило все.
Потом оставшийся пепел собирали в чашу и выходили на поверхность. Единственный раз, когда даже детям разрешалось увидеть небо, вот только вряд ли детям тогда это было в радость.
Когда звуки стихли, Киара запела, ее мелодию подхватили остальные женщины, к ним присоединились мужчины и дети, а потом вступили звери. Я бы сочла это даже прекрасным, если бы могла хоть что-то чувствовать.
