Далее Алиса описывала условия работы, постоянные унижения, побои и жалкие отбросы, которые руководство лагеря называло «питанием». От лагерного супа узники заболевали желудочным расстройством, затем подорванное здоровье ослабляли и другие факторы. Жуткие условия существования осложнялись жестокостью надзирателей, назначаемых из числа заключенных. Алиса также рассказала о немецком враче, который руководил отбором людей, непригодных к дальнейшей работе, – эта процедура совершалась каждое утро, на поверке, и часто проводилась внезапно, среди дня.
Николя с напряжением слушал своего приятеля.
– А дальше она пишет: «Мы знали, что непригодных к труду уничтожают. Однажды мы, как обычно, встречали бравурной музыкой узников, возвращавшихся с работы, как вдруг объявили внезапную поверку. Я хорошо запомнила дату, потому что в тот день убили мою подругу, Ракель Боне. Ей было двадцать шесть лет. Она находилась в привилегированном положении: комендант Хёсс приказал ей ежедневно приходить в особняк и учить музыке детей. Чтобы вид Ракель не пугал семейство Хёссов, ей разрешили мыться, отрастить волосы и повязывать голову косынкой. Питалась она тоже лучше остальных, но всегда делилась с оркестрантами едой, которая ей перепадала. Каждый вечер, когда мы играли веселые марши у ворот лагеря, она с нетерпением ждала возвращения с работы сестры, Сары. В тот день Сара не вернулась с фабрики, а во время поверки выкликнули имя Ракель. Мы сначала не поверили: она была молодая, здоровая, да и комендант лагеря сделал ее учительницей музыки… Однако в тот день в Аушвиц прибыл гестаповец по имени Хорст фон Шлейгель. Когда Ракель заметила его, то очень испугалась…»
Макс остановился, вспомнив, с каким трепетом в первый раз прочел этот документ, где на одной странице стояли имена Ракель Боне и презренного гестаповца.
– Что случилось? – встревоженно спросил Николя.
– Ох, это все так ужасно! – вздохнул Макс. – Но в то же время захватывающе, правда?
– По-моему, это свойственно истории, – кивнул Николя.
– Знаешь, мы словно загадку разгадываем. Все участники связаны между собой, сами о том не подозревая, а мы, по прошествии времени, можем об этом судить, опираясь на документальные свидетельства…
– Ну же, продолжай! – взмолился приятель.
– «…Ракель встретила фон Шлейгеля в особняке Хёссов. Гестаповец начал расспрашивать ее о брате. Ракель рассказывала мне о родных: они выращивали лаванду в Провансе, но в тот самый день, когда арестовали всю семью, брат исчез. Его зовут Люк Боне; я запомнила это имя, потому что мы рассказывали друг другу о наших родных, чтобы те, кто выживет, смогли сообщить родственникам о судьбе близких. Ракель очень гордилась братом. Как выяснилось из вопросов фон Шлейгеля, гестаповец охотился за участником французского Сопротивления по фамилии Боне, и Ракель догадывалась, что это был Люк, которому удалось сбежать. Так вот, в тот день на поверке именно фон Шлейгель заставил надзирателя выкрикнуть имя Ракель. Она отдала мне свою скрипку и наказала держаться до последнего. Я помню, что гестаповец что-то сказал Ракель, когда ее сажали в кузов грузовика. Она что-то с вызовом ответила фон Шлейгелю, и это его очень встревожило, он испуганно заморгал, выронил монокль. Эта сцена мне запомнилась, потому что у меня на такое не хватило бы смелости. Я точно знаю, что Ракель погибла. Когда грузовик вернулся, в кузове лежала гора вещей, и я заметила среди них красную косынку Ракель…»
